Ознакомительная версия.
В одиннадцать часов под крики «ура» к Московскому полку присоединился Гвардейский морской экипаж, который привел Николай Бестужев. Почти одновременно подошел 4-й гусарский полк Шевалдина. Вокруг площади и на лесах строящегося Исаакиевского собора собралось великое множество народа. Мастеровые и лавочники разглядывали взбунтовавшиеся полки и охотно подхватывали доносившиеся революционные лозунги: «Конституцию! Республику!»
— Режь публику! Режь публику! — весело кричал народ.
— Киституцию!
— Дядя, что за киституция такая?
— Конституция! — солидно поправил бородатый мужик. — Это супруга Константина, который отказался быть царем. Теперь, заместо его, жену требуют на престол.
После полудня на Поцелуев мост вынеслись сани Милорадовича. Здесь он встретился с генерал-майором Алексеем Орловым, по распоряжению которого в это время из казарм выезжала конная гвардия. Орлов несказанно обрадовался.
— Слава богу, что вы прибыли, ваше превосходительство! Бунтовщики готовы применить оружие. Во что бы то ни стало мы должны опередить их! Самое ужасное в том, что во главе мятежных полков стоят офицеры, в порядочности которых я не мог усомниться. Вот уж не думал, что буду свидетелем столь омерзительного предательства.
— Преступное безрассудство!
— Совершенно с вами согласен. У нас, как всегда, всё делается наоборот. В 1789 году во Франции простолюдины бунтовали, потому что захотели сравняться с дворянством. Это понятно. А у нас дворяне вышли на площадь, чтобы потерять свои привилегии. Здесь нет никакого смысла.
Милорадович невесело усмехнулся.
— А когда у нас в России что-то делалось со смыслом? Однако, генерал, пора действовать, чтобы предотвратить кровопролитие.
— Рад, ваше превосходительство, что могу передать вам командование конногвардейцами.
Однако, к его удивлению, Милорадович отказался вести полк на восставших.
— Ваше превосходительство, насколько мне известно, вы приняли присягу Николаю Павловичу… — взволнованно начал Орлов.
Милорадович жестом остановил его и сказал сурово:
— Можно быть верным присяге, но при этом не проливать русскую кровь. Оставайтесь с полком, генерал. К бунтовщикам я пойду один.
* * *
Время словно остановилось.
Вот уже третий час Шевалдин стоял на площади со своим полком. От холода сводило руки, а ног он давно уже не чувствовал. Студеный ветер, дувший с Невы, не утихал. Время от времени Сергей расправлял плечи, вспоминая о том, что он «дышит свободой», но с каждой минутой его дыхание всё более стеснялось. 4-й гусарский полк был выстроен между Московским полком и Морским гвардейским корпусом. Вокруг площади на расстоянии шага друг от друга стояли солдаты с ружьями, образуя собой заградительную цепь.
Вынужденная неподвижность на морозе становилась невыносимой. Крики «ура!», которыми солдаты подбадривали себя, становились всё тише и более походили на стоны. Никогда прежде, даже в самые отчаянные минуты былых сражений, Шевалдин не испытывал такой тоскливой безнадежности. Никаких приказов от руководителей восстания не поступало. Изредка на площади появлялся худенький Рылеев, наряженный в крестьянскую одежду. Его горло было обмотано белым пуховым шарфом жены Натальи. Рылеев уже неделю болел жабой, а в последние дни боль в горле особенно давала о себе знать. Простуженным голосом он призывал солдат оставаться на месте, стойко держаться, а потом снова убегал искать пропавшего «диктатора» Трубецкого.
Молодцеватый крепыш, князь Щепин-Ростовский, который вместе с Александром Бестужевым привел на площадь Московский полк, сбросил шинель и, выхватив черкесскую саблю, принялся демонстративно царапать ею подножие памятника Петру I.
«К чему это фиглярство?» — невольно подумал Шевалдин.
К нему подошли командиры эскадронов — Криницкий и Якушев.
— Долго ли еще будем стоять, полковник? Может, пальнуть для острастки?
Не зная, что ответить боевым товарищам, которых сам подбил на безрассудный поступок, Сергей оглянулся на замерзших солдат. Ни единого слова жалобы не срывалось с их посиневших губ. Что делать? Стрелять первыми? Нет, нельзя. Первый же выстрел со стороны восставших мог стать сигналом к братоубийственной войне.
Вдруг откуда-то, словно с неба, донесся чей-то бодрый голос:
— Погодите, уже недолго осталось!
Кто это сказал? Нет, не Шевалдин… Друзья переглянулись и вдруг разом вскрикнули от удивления и радости.
— Боже мой… — не веря глазам, прошептал Сергей.
Прорвавшись сквозь заградительную цепь солдат, приветственно подняв руку, к ним бодрым шагом направлялся полковник Репнин.
Они бросились друг к другу в объятия под восторженные приветственные крики гусарского каре. Шевалдин смахнул со щеки застывающую на морозе слезу.
— Кирюша! Что это значит? Ты здесь?!
— Где мне еще быть, когда вы по уши увязли в этом… в этой кутерьме?
— Но ведь ты говорил…
— Мало ли что я говорил! Вот, согрейтесь!
Из-за отворота шинели он вытащил одну за другой три фляги. Обжигая горло, водка живительным теплом разливалась по телу.
— По два глотка, и довольно! — предупредил Сергей. — Остальное отдайте солдатам.
Многие пожилые гусары узнали Репнина, с которым им довелось воевать в 1812 году. Его неожиданное появление буквально вдохнуло тепло в их окоченевшие души.
— А где Володя? Где Ломтев? — спросил Репнин.
— У Печерского особое задание. А Ломтев заболел.
— Что с ним? — удивился Репнин. — Вчера вечером был здоров…
— Господа! — вдруг прервал их Якушев. — Генерал-губернатор!
Офицеры встали поближе к своему полку.
В сопровождении лишь одного адъютанта, в парадном мундире, украшенном голубой Андреевской лентой, выехал на Сенатскую площадь прославленный полководец, генерал Милорадович. Приподнявшись в стременах, он вытащил из ножен золотую шпагу и взял ее за середину клинка эфесом кверху.
— Солдаты! Вы все знаете меня. Вот шпага, которую в 12-м году пожаловал мне за храбрость цесаревич Константин. Я, как и вы, тоже хотел, чтобы он стал нашим императором! Но он отказался от престола в пользу брата своего, Николая Павловича. Так что же нам теперь делать? Бунтовать? Нет! Нельзя позорить русскую армию. Слушайте мой приказ! Отправляйтесь в казармы и присягайте новому императору!
На площади воцарилась гробовая тишина. Милорадович обвел взглядом мятежные колонны и вдруг встретился взглядом с Репниным. Генерал-губернатор недоуменно поднял брови, еле заметно кивнул и снова обратился к строю солдат:
Ознакомительная версия.
