Через месяц с небольшим наш паломник без особых приключений добирается до Венеции. Республика Святого Марка — это торгово-мореходный конвейер. Здесь номера со скидками для паломников не проходят. Узнав, в какую сумму обойдется плаванье в Акру, он, со стонами и причитаниями, за полцены продает мула, и покупает себе место на палубе нефа, который в ближайшее время отплывает на Восток. Рано утром, в святое воскресенье, он, и еще три сотни путешественников, убывают в неизвестность.
Вестибулярный аппарат у нашего паломника самый что ни на есть заурядный, так что трехнедельное путешествие сливается для него в кошмарный сон с постоянным висением лицом вниз через борт и глотанием свежего воздуха.
Но все хорошее рано или поздно кончается. Паломник приходит в себя на пристани в желтом городе Акре. Он понемногу восстанавливает навык передвижения по твердой почве, осматривает окружающую экзотику, и думает, куда идти дальше. Как выясняется у вездесущих евреев, к которым он заглядывает, чтобы обменять серебро на местную монету, от Акры до Иерусалима неделя пути. Каждое утро у ворот Святого Антония собираются группы таких же, как он паломников, которых берут под охрану здешние рыцари-монахи. Принцип тот же что и в альпийских монастырях — имущие жертвуют на нужды ордена, сколько не жалко. Только вот и глупцу понятно, что неимущий до Акры просто так не доберется, так что жертвуют все.
Иерусалим в руках сарацин, и христианам с оружием в руках туда ходу нет. Но на Востоке торговля прежде всего, и заплатив на границе за право проезда, путники ощупывая изрядно похудевшие кошельки, наконец-то, лицезреют купола и мечети Святого Города.
Наш паломник, как и любой турист, попадает в ситуацию, когда платить ему нужно за все, и платить, по сравнению с родной Бургундией, втридорога.
За три месяца он в «составе группы», посещает Гроб Господень, второй раз в жизни крестится в реке Иордан, и получает у живущего в Акре Иерусалимского Патриарха грамотку, которая служит подтверждением для епископа, что он и вправду совершил паломничество в Святую Землю, а не отсиживался где-нибудь в Марселе.
Проклиная всех и вся, он снова грузится на корабль, на сей раз генуэзскую галеру, и, запасшись сувенирами, с плохо скрываемой радостью наблюдает за тем, как тает за кормой берег Святой Земли.
Возвратившись к родному очагу, он прибывает на доклад к епископу, получает от того грамоту-индульгенцию, и возвращается к подзабытому за полтора года занятию — наращиванию поголовья свиней. Барон, которого он в свое время лишил законной добычи и великолепного развлечения, к этому времени умер, по одним слухам спьяну захлебнувшись в собственной блевотине, а по другим, был заколот женихом очередной новобрачной, который отслужил в вольных копейщиках, и не смог снести законного оскорбления. В замке заправляет его племянник, который сам собирается отправиться к Гробу Господню и преследовать покаявшегося свиновода не намерен.
Свиновод женится вторично. Он снова живет припеваючи, долгими зимними вечерами рассказывая молодой жене, овдовевшей сестре кузнеца, с которой он иногда развлекается, а также своим сыновьям и заходящему на огонек старосте об удивительном путешествии в заморские страны.
Вот что такое Серега, крестоносный обет в тринадцатом веке. А история это подлинная, она из рукописей Дмитрия Соларева. И свиновод этот ему был знаком, он пишет, что встречал его в Боне, а потом в Акре, и звали его — Якоб Весельчак.
— Тринадцатый век, число хреновое, — задумавшись о чем-то своем под рассказ Димы, машинально проговорил Сергей-Вован. Затем лицо его вдруг осветилось — то был тринадцатый, но у нас на дворе двадцать первый, мля, типа очко!
И пока Дима и Франческо в полном смятении чувств переваривали продукт логических умозаключений своего распальцованного компаньона, машина, весело поскрипывая неновыми амортизаторами, въезжала в предместья Стамбула.
Бургундия, Боне, прецептория Ордена Храма
К тому времени, когда Дмитрий в сопровождении двух братьев покинул келью и пересек мощеный брусчаткой двор, у входа в церковь толпились приведенные к церемонии взволнованные неофиты, среди которых были ле Бон и Хакенсборн. В центре толпы журавлем возвышался непутевый Жак.
Время от времени, один из облаченных в белый плащ братьев-капелланов выходил наружу, и призывал неофитов по одному — два внутрь.
Дмитрий вошел в церковь, и прищурил глаза, чтобы побыстрее привыкнуть к сумраку. Перед алтарем стоял магистр Франции де Ла Рош. Рядом — брат-драпиарий со стопкой аккуратно сложенных белых плащей. Братья-рыцари капитула Боне, небольшой группой столпились в притворе.
— Желаешь ли ты отречься от мира? — начал церемонию магистр.
— Да, желаю — отвечал Дмитрий словами, которые по Уставу должен был произнести неофит.
— Желаешь ли ты исповедовать послушание по каноническим установлениям и по наставлениям папы?
— Я желаю.
— Желаешь ли ты принять жизнь наших братьев?
— Желаю.
— Да поможет нам Господь наш, и да благословит нас, — закончил первую часть катехизиса Магистр, и продолжил, — добрый благородный друг, давал ли ты или иной человек за тебя, о чем ты знаешь, либо обещал что-либо любому человеку, чтобы тот помог тебе вступить в наш орден, ибо это была бы симония, и ты не смог бы спасти себя?
— Нет.
— Рыцарь ли ты, либо сын рыцаря, или ты рыцарского происхождения по своему отцу, так, что ты должен и можешь стать рыцарем?
— Да.
— Рожден ли ты в законном браке?
— Да.
— Давал ли ты клятву либо обет, и носил ли накидку другого ордена?
— Нет.
— Есть ли у тебя женщина — жена либо невеста, либо помолвленная? говори правду, ибо, если ты солжешь, и тебя признают виновным, с тебя снимут накидку и подвергнут жестокому позору, а после тебя отошлют обратно к твоей жене.
— Нет.
— Есть ли у тебя долг, от которого Дом может пострадать? Ибо, если так, с тебя снимут накидку и подвергнут жестокому позору, и тебя отошлют к твоему кредитору.
— Нет.
— Есть ли у тебя какая-либо тайная болезнь?
— Нет.
— Священник ли ты, и имеешь ли духовный сан?
— Нет.
— Добрый брат, ты просишь о великом, ибо в нашем ордене ты видишь лишь внешнюю сторону. Ибо суть внешность то, что ты видишь у нас прекрасных коней и хорошее оружие, и хорошую пищу и питье, и красивые одежды, и кажется тебе, что легко тебе будет. Но ты не знаешь о суровых заповедях, что лежат в основе, ибо тяжело будет тебе, кто сейчас хозяин себе, стать слугой для других. Ибо вряд ли когда-нибудь еще ты будешь делать то, что хочешь: если захочешь ты пребывать в землях по эту сторону моря, пошлют тебя по другую; и если захочешь ты быть в Акре, пошлют тебя в земли Триполи или Антиохии, или Армении, либо пошлют тебя в Апулию, или на Сицилию, либо в Ломбардию или во Францию, либо в Бургундию или Англию, либо в другие земли, где есть наши Дома и владения; и если ты пожелаешь спать, тебя разбудят, а если ты пожелаешь бодрствовать, тебе прикажут лечь в постель?
