На этом переговоры завершились. Синклер, скорее для проформы, предложил отужинать вместе с ним в одном из ресторанов, но Наместник не хотел попадаться никому на глаза, и его отказ был принят с пониманием. «Добром все это определенно не кончится» — подумал про себя Шамарин, загружаясь в лимузин, но Наместнику ничего на этот счет не сказал.
— Ну, Владимирович — пробормотал Наместник, прогуливаясь по двору сразу же после возвращения на виллу (он не без оснований боялся прослушки в доме и автомобиле) — если этот бесплатный цирк, который мы сегодня наблюдали в отеле, и есть самый серьезный мировой заговор, то тогда точно прорвемся. Они еще не знают, с кем связались.
Шамарин имел на этот счет похожее, но все же не столь категоричное мнение, поэтому предпочел в ответ лишь солидно кивнуть головой, в знак принципиального согласия, а про себя вспомнил эпизод из старого советского фильма. Гражданская война. Жители деревни чтобы не пропустить бронепоезд белых, всем скопом ложатся на рельсы. «Ну что, прорвемся?» — спрашивает колчаковский полковник машиниста. «Нет — отвечает тот — больно склизко будет»…
Он подумал, о том, сколько народу глазом не моргнув, бросят под поезд своих амбиций два неброских человека, которые час назад так мило беседовали, сидя за столом.
Турция, Эдирне
Дима завершил перевод последнего найденного в подземелье текста, и закрыл крышку ноутбука. Даже имея в распоряжении новейшие достижения вычислительной техники, и отличные программы для распознавания древних текстов и их перевода, он потратил на разбор рукописей, которые они нашли в саркофаге короля Бонифация почти две недели.
О жизни своего предка, начиная с детских лет и до приезда в Константинополь, он узнал по хроникам, которые написала его жена, а историю о том, как он стал морейским рыцарем, по его собственным воспоминаниям. Мемуары и дополняющие их обрывочные записки о разных событиях ушедшей эпохи, характеризовали того, средневекового Дмитрия, как человека неглупого, наблюдательного, и обладающего крайне своеобразным чувством юмора.
Странные хроники с легендой о тайне рода Лонгиниев, Дима склонен был счесть скорее мистификацией времен одиннадцатого века, когда архиепископы Милана предприняли попытку отобрать у Рима пальму первенства католической церкви и создать собственное апостолическое государство.
К сожалению, никаких упоминаний про Плащаницу ни в одной из трех рукописей не нашлось, и единственной зацепкой так и осталась та самая приписка о константинопольском командорстве.
— Твоему предку нужно было родиться в конце двадцатого века и разрабатывать сценарии для компьютерных квестов, — прокомментировал Димины выводы Франческо, — если он хотел, чтобы мы помотались по свету, как персонажи «Сломанного Меча», то похоже ему это удалось.
— А что в Стамбуле, шансы у нас есть? — спросил Сергей-Вован.
— Ну, Дмитрий прямо говорит о «неких предметах, которые вожделенны для многих», — ответил Дима — остается выяснить, насколько реально найти в Стамбуле место, где находилось командорство. Тут я немного поработал, и обнаружил два упоминания о присутствии тамплиеров в византийской столице.
Британский юрист, Чарльз Эдисон, который жил в девятнадцатом веке, ссылаясь на «Constantinopoli Cristiana», капитальный труд об истории города, составленный в семнадцатом столетии парижским энциклопедистом Шарлем Дюканжем, упоминает, что основная резиденция ордена Храма находилась рядом с часовней святых великомучеников Марина и Пантелеймона в квартале, который назывался Омония. Вот что пишет сам Дюканж:
«Омония, молитвенный дом по старому „Описанию города“ включает в себя две церкви — Ценополь и Омонию. Евагрий Схоластик повествует, что во времена правления Льва Великого, огонь уничтожил большую часть города, особенно те здания, в южной части, которые располагались между Гаванью Юлиана и Омонией[3]».
Второе упоминание обнаружилось в переписке папы Иннокентия III, который постоянно выступал третейским судьей в тяжбах нобилей Латинской империи с военно-монашескими орденами. В марте 1208 года, папа писал казначею храма св. Софии Константинопольской, о судебном иске, который некий чиновник, возбудил против рыцарей, братьев ордена Храма в Константинополе из-за церкви святой Иомении, которую они заняли незаконно.
То есть тамплиеры в Константинополе между 1204 и 1261 годами, пока город был под властью франков, присутствовали, и имели там владения. Остается только выяснить, где они находились, и что от них осталось.
— В общем, — подытожил Франческо, внимательно выслушав Диму, — раз уж мы ввязались в поиски, то нужно их довести до конца. Поэтому, коль мы и так находимся на территории Турции, давайте перебираться в Стамбул.
По дороге Дима развлекал Сергей-Вована рассказами из средневековой истории. Как выяснилось, бывший миланский «менеджер по экспорту» имел о сем предмете познания на уровне модных передач и книг «профессора» Радзинского, а стало быть, знания у него были даже не нулевые, а отрицательные.
Франческо, пользуясь тем, что у него появилось свободное время, всерьез занялся изучением русского языка, и даже начал кое-то понимать. Он с интересом прислушивался к разговору.
— Ну, в натуре, Димон — бубнил Сергей-Вован, не отрывая глаз от дороги. За рулем он вел себя так, будто в дорогущем джипе, а не в обшарпанном «бусе», чем постоянно вызывал возмущение со стороны остальных участников движения, — крестовые походы, это типа народ за веру шел воевать…
— За веру? — парировал Дима, — да ты знаешь, Серега, что почти все, что написано о крестовых походах, это полный бред. Ну, как если историю СССР 60–70х годов и умонастроения живших тогда людей оценивать по материалам съездов КПСС.
— Да ладно тебе, баланду травить, — не сдавался Сергей-Вован, — а какого они тогда все бросали и валили в этот Иерусалим? Нищие паломники там, трали-вали…
— Баланду? — возмутился Дима, — ну тогда слушай историю типа голливудский блокбастер, и учти, что в ней нет ни слова выдумки…
Короче, тринадцатый век. Зажиточный бургундский крестьянин. Ну, кулак-мироед по-нашему. Он возвращается с субботней ярмарки, где продавал свинину. Торги были удачными, потому что он с самого утра сбыл свой товар всем скопом заезжему фуражиру.
Получив кучу денег, и имея свободное время, он приходит в отличное расположение духа, обедает в трактире вместе с соседом-мельником, и под завязку нагружается коварным виноградным сидром, который тогда был для простолюдинов достойной заменой дорогому шампанскому. Он возвращается домой не затемно, как обычно, а немногим после обеда, и застает свою благоверную Марту в объятиях недавно овдовевшего кузнеца.
