В Спарте, этом суровом государстве античности, было положено начало правильному обмундированию войск. Форма воина становилась признаком доблести. Для своей военной одежды спартанцы избрали красный цвет, чтобы кровь, текущая из ран, была менее заметна и не смущала малодушных.
В русской армии еще до петровских реформ одеяние воина считалось признаком его чести. Едва ли не первой степенью среди наград была выдача одежды. В 1469 году, например, устюжане за мужество, показанное в сечах, получили от Ивана III триста сермяг и бараньих шуб, удобных для ратных походов.
До конца XVII века в России постоянных войск почти не было. Но уже стрельцы, составляя нечто вроде регулярной армии, имели и однообразную одежду — красную с белыми берендейками.
Позже стрельцы оделись в длинные кафтаны из сукна. В мирное время они носили мягкие, отороченные мехом шапки, в военное — круглые железные. Уже тогда в деталях одежды строго подчеркивалось должностное различие. С этой целью начальствующие лица имели кожаные рукавицы и посохи, служившие в то время вообще знаком власти.
Петр, образовавший регулярную русскую армию, дал ей и единообразное обмундирование. В характере одежды петровских войск очень ясно сказывается желание поставить ее на службу целям укрепления дисциплины, подчинения младших старшим.
Отличием унтер-офицера был золотой галун на обшлагах камзола и полях шляпы. Таким же галуном обшивались борта и карманы кафтанов у офицеров. Сверх того офицерам полагались золоченые пуговицы, белый галстук, а при парадной форме — белый с красным плюмаж на шляпе. В строю офицеры надевали на шею еще и особый металлический значок. Шарфы с золотыми и серебряными кистями служили для отличия штаб- и обер-офицеров.
«Возлюбленные чада Петра» ценили свое обмундирование. Оно было освящено в битвах с врагами. Вокруг деталей одежды преображенцев и семеновцев начали складываться военные традиции. Этим полкам, единственным в русской армии, был пожалован белый кант, сохранившийся в их форме на долгие годы. Цвет этот считался принадлежностью моряков, а гвардейской пехоте напоминал ее участие в морских операциях Петра.
Форма петровских войск, довольно удобная для солдат и офицеров той эпохи, существовала с небольшими изменениями вплоть до начала царствования «гатчинского капрала» Павла. Этот поклонник палочной фридриховской системы, как уже не раз сказано, стремился превратить русскую армию из грозной боевой силы, какой она была, в строгие квадраты плац-парадных оловянных солдатиков. Форма одежды была обессмысленна. Традиции, связанные с деталями внешнего вида, забывались.
Легендарные бляхи, пожалованные Преображенскому и Семеновскому полкам за Нарву, были отменены вовсе. Самая идея мундира как символа боевой чести была утрачена, ибо армия готовилась не к войне, а к «балетным» перестроениям. «Награда потеряла свою прелесть, — писал Карамзин, — наказание — сопряженный с ним стыд».
Тонкости одежды составили целую науку, которая с трудом давалась солдатам и офицерам. Больше всего хлопот причиняла нижним чинам уборка шевелюры. Каждое утро приходилось связывать волосы в косицы, заплетать и мазать салом, а при парадной форме — и пудрить. Косицы у всех солдат должны были быть совершенно одинаковыми — равнение по фронту происходило не в затылок, а в косицу. Причесанному с вечера к вахт-параду солдату не разрешалось спать, потому что можно было помять букли; а кроме того, было немало случаев, когда крысы в казармах отгрызали у солдат кончики косиц во время сна.
Армия задыхалась под гнетом павловского режима. Но громко звучал голос Суворова. Он говорил: «Нет вшивее пруссаков»: в шильотгаузе и возле будки не пройдешь без заразы, а головной их убор вонью подарит вам обморок. Мы от гадости (паразитов) были чисты, а ныне они первою докукою стали солдат... Коса не шпага, пудра не порох, а мы не пруссаки, а русские». Суворов старался вернуть мундиру российских войск его истинное значение. Он постоянно напоминал своим солдатам и офицерам о славе, с которой связаны их знаки отличия. Когда после кончанской опалы Суворов прибыл к войскам, чтобы начать Итальянский поход, он в первый же день марша приказал всем снять павловские косицы.
Суворовские чудо-богатыри — фанагорийцы, апшеронцы, суздальцы — покрыли свои знамена и мундиры нетленной славой. Из поколения в поколение в семьях, как драгоценные реликвии, сохранялись кресты и медали солдат, заслуживших их под Измаилом, в Фокшанском деле, при Требби, среди льдов Сен-Готарда.
И при взгляде на эти почетные знаки, украшавшие мундира героев, в сознании потомков зримо возникали образы суворовских ветеранов, их походов и боев.
Особенное значение символа чести приобрел военный мундир в период войн с Наполеоном 1805—1807 годов, Отечественной войны 1812 года.
4Доблесть русской армии, разгромившей полчища Наполеона, получила мировое признание. В этой войне прославились десятки и десятки полков, навеки связавших цвета и форму своих мундиров с героическими подвигами в знаменитых сражениях. К этому же времени относится и окончательное внедрение в русской армии погонов и эполет. Впервые погоны на одно плечо введены в 1763 году.
Символика погон и эполет уходит и еще более в седую старину. Они были как бы данью памяти о тех далеких временах, когда древние русские витязи носили продольные наплечники или оплечья, защищавшие их от ударов мечей неприятеля.
Новейшее происхождение эполет относится к Тридцатилетней войне (1618—1648). В то время в кавалерийских эскадронах, особенно среди кирасиров Густава Адольфа, получил распространение лихой прием рубки, так называемый «удар смерти». Клинок со страшной силой опускался на плечо неприятельского всадника и наискось рассекал его туловище. Тогда из арсенала оборонительных доспехов были заимствованы плотные металлические пластинки; прикрепленные на плечи, они ослабляли «удар смерти» и нередко спасали кавалеристов от гибели.
Позднее, когда такие пластинки потеряли свое первоначальное значение, они уже в другом материале остались на мундирах как эполеты.
В практическом смысле погоны были удобны тем, что при ношении ружей «на плечо» они предохраняли самую верхнюю часть мундира от быстрого износа и как бы скрепляли собой все части кожаного и матерчатого обмундирования — портупею, перевязь, ранцевые ремни.
С течением времени погоны стали важнейшей частью военного мундира. Знаки различия, появившиеся на них, ясно указывали степень офицерского чина и таким образом четко разграничивали старших и младших, начальников и подчиненных, офицеров и солдат. Мундир все более и более становился символом воинской чести, и выражение «честь мундира» в лучшем значении этих слов было тождественным чести на поле брани. Недаром поэт-воин, служивший в Павлоградских лейб-гусарах, писал в день полкового праздника:
