— И все-таки Атон существует. Несправедливо, что он подвергается унижению.
— Несправедливо, — согласился Тхуту. — Несправедливо, что раздоры людей влияют на богов. Пиши мне, когда у тебя не будет ответа от других. Пока я буду на этом посту, ты можешь на меня рассчитывать.
Услышав последние слова Первого советника, верховный жрец поднял брови, но воздержался от вопросов.
После ухода Панезия Тхуту остался сидеть, размышляя над тем, что же боги думали обо всем этом.
На другом берегу Великой Реки верховный жрец Хумос покинул свой дом и в сопровождении секретаря отправился в Дом Жизни при храме Амона. Его внимание привлекли двое слуг, которые развешивали белье для сушки в дальней части сада, и затем он вошел в первый из залов, где находились писцы. Они подняли головы и пожелали ему счастливого дня. В ответ он произнес такие же пожелания. Он подошел к одному из писцов по имени Уабмерут, что означает «Чистая любовь», и склонился над ним.
— Брат, могу ли я поговорить с тобой?
Уабмерут быстро встал. Это был молодой человек двадцати семи лет с живым взглядом и лицом, на котором слишком рано стали заметны следы долгих размышлений.
— Сочту за честь, верховный жрец.
Он положил свою дощечку на пол, закрыл чернильницу и, заткнув перо за ухо, последовал за верховным жрецом в сад. Хумос наблюдал за ним, пока он все приводил в порядок, затем едва заметно улыбнулся и сказал:
— Уабмерут, я уполномочен тебе сообщить, что его величество высоко оценил твое прилежание и понимание, с каким ты отнесся к его выбору, и назначил тебя своим переводчиком при общении со скульпторами и художниками.
Уабмерут низко склонил голову.
— Именно ты выбрал меня, верховный жрец, и тебе я обязан этой честью.
— Царь просил вручить тебе это кольцо в знак оценки твоих достоинств.
Писец положил украшение на ладонь: скарабей на золотом кольце, покрытый глазурью красного цвета, символизировал Настоящее и Будущее, то есть Вечное Повторение. Затем он бросил пристальный взгляд на верховного жреца.
— Именно к тебе должен вернуться столь великолепный предмет, верховный жрец.
— Я уже вознагражден, — сказал Хумос.
По выражению лица верховного жреца было понятно, что ему необходимо еще что-то сказать, и писец был достаточно сообразительным, чтобы сделать вид, будто этого не заметил. Он ждал.
— Ты видел статуи, заказанные царем? — возобновил разговор верховный жрец.
— Я много раз бывал в мастерских скульпторов с тем, чтобы направлять их в соответствии с моими скромными знаниями. Но я не видел всех установленных статуй, за исключением тех, что находятся в храме Хонсу, и, конечно, большой триады храма Амона.
Хумос покачал головой.
— Не показалось ли тебе, что слишком много венцов атеф?
Собственно, это и было целью беседы. Уабмерут так и предполагал.
— Это венец богов, — напомнил верховный жрец. — В первую очередь им отмечен Геб.
— Это — правило, — согласился писец.
— Я насчитал восемь изображений царя, увенчанного венцом атеф.
— Но именно царь этого потребовал.
«Мальчик тринадцати лет отроду возомнил себя богом, — подумал Хумос. — Он заражен той же манией величия, что и его брат Эхнатон. В сравнении с ним Сменхкара был олицетворением скромности! И кому достанет смелости напомнить ему о приличиях?» Хумос вздохнул.
— Ты ему сказал о несоответствии?
— Я не знал, как это сделать, верховный жрец. На моих эскизах для триады была только корона. Он лично все исправил и снова нарисовал венец атеф. Более того, — продолжил Уабмерут, — на рисунке, который скульптор предложил для триады, были изображены бог Амон и богиня Мут, возлагающие руки на плечи царя. Царь этот вариант отклонил и навязал композицию, которую мы потом увидели.
— Она непочтительна, — сказал Хумос. — Будто это царь увлекает за собой богов.
— Царь также потребовал от скульптора, чтобы тот сделал лицо бога, насколько возможно, похожим на свое.
Отвага уже граничила с кощунством.
— Надо будет тверже настаивать на соблюдении правил, — заявил Хумос. — Эти скульптуры предназначены для прославления богов, а не только царской персоны.
— Тогда в Мемфис должна быть направлена соответствующая инструкция, — сказал Уабмерут. — Царь забрал с собой чертежи статуй и барельефов, которые были выполнены для него здесь.
— Мы рискуем обнаружить множество венцов атеф в Мемфисе и прилегающей местности.
— Возможно, ты мог бы обратить внимание верховного жреца Нефертепа на это. Хотя у его величества очень сильное желание украсить свои изображения венцом.
Да, царь отличался упорством. Озабоченный Хумос взялся руками за голову.
— Тогда надо будет привлечь внимание регента к этому вопросу, — сказал Уабмерут.
На повороте аллеи оба мужчины встретили Уджбуто, писца-садовника, который держал в руках стебель мяты. Он почтительно склонился перед верховным жрецом и задумчиво ему улыбнулся. Затем он стал покорно ждать.
— Что ты думаешь о новых статуях, которые украшают наши храмы? — спросил у него Хумос.
— Что они великолепны, верховный жрец, и свидетельствуют о возвращении нашего культа. Особенно заметен прилив набожности у его величества, нашего царя.
Фраза была подобрана довольно искусно, и Хумос это оценил. Ему было известно о проницательности Уджбуто. Он внимательно посмотрел на писца-садовника и увидел, что его губ коснулась легкая улыбка. Уабмерут тоже украдкой улыбнулся. Все трое думали об одном и том же, но не произносили этого вслух.
— Разве это не восхитительно, что черты повелителя Двух Земель будут узнаваемы в облике Хонсу? — заговорил наконец Уджбуто. — Вплоть до венца атеф.
Трое мужчин обменялись понимающими взглядами.
— Изучая растения… — начал Уджбуто.
Но он не закончил фразы, опасаясь показаться непочтительным.
— Изучая растения… — повторил Хумос.
— Изучая растения, верховный жрец, я заметил, что когда росток из семени получился с изъяном, то случается, что все семена этого стручка также дают неполноценные ростки.
О том, что проблемы Тутанхамона имели те же самые причины, что и у Эхнатона, нельзя было лучше сказать.
Хумос жестом выразил нетерпение.
— Уабмерут прав. Надо уведомить об этом регента.
На горизонте определенно стало видно скопление облаков, как это часто бывает в начале сезона Паводка. Впрочем, сразу за ним наступит сезон Жатвы.
Приехав в свои покои во дворце Мемфиса, Анкесенамон была изумлена: передвигаться было почти невозможно, так как комнаты были переполнены движимым имуществом и статуями. Кресла, столы, сундуки, занавеси, шкуры пантер, статуи золотые, деревянные, каменные, которые, впрочем, почти все представляли Тутанхамона в облике Осириса, Хонсу, Пта.
