– А как я могу отозваться о том, кто спас мне жизнь? – Финтан тряхнул плечами.
– Так-так, все же дорожишь ей? – спросил Дрейк.
– Неважно, дорожу я или нет, – ответил Рыжий Лис. – Это не отменяет того, что капитан Ландсберг спас мою жизнь и, осмелюсь мечтать, уверил вас в моей преданности.
– Вижу, вы и впрямь неплохо поладили, – капитан довольно закивал головой. – Обычно люди считают его невыносимым.
– Он проложил мне путь, как выбраться из отчаяния, несовместимого с жизнью, – произнес Макдонелл.
Френсис посмотрел на своего подопечного, не проронив ни слова. Не то чтобы он не находил, что сказать – попросту разговоры сейчас были не нужны, и обоим это было ясно. Они просто стояли, жевали горький табак и слушали.
– И мне, – кивнул Френсис, обернулся, похлопал Рыжего Лиса по плечу и направился вниз, к «Пеликану».
* * *
Финтан Макдонелл смотрел, как удаляются острова Зеленого Мыса, ставшие первой, хоть и не единственной, переломной точкой в его священном деле. Встреча с незримым врагом казалась сном. Он давно оставил туманный Портраш и его смутные благословения позади. Приснились ли ему все слова, что были сказаны Михелем Ландсбергом за столом и над могилой, вырытой для Финтана? Быть может, это все долгий сон, и сырая земля уже приняла сына Макдонелла, и он совсем скоро воссоединится со своими родными.
Но тем не менее сон или явь продолжались. Тросы туго скрипели под жестокой ношей, паруса гордо выпячивали белую грудь, наполненные попутным ветром. И сейчас Финтан Макдонелл сделал шаг, приблизивший его к цели, а именно – Рыжий Лис прокрался на «Пеликан». Мог ли он раньше украдкой пробраться сюда, затаиться в трюме, обратиться тенью, в конце концов, как ему уже много раз удавалось? Никто сказать не мог, ведь больше не было в том нужды. Капитан Дрейк сам велел Шеймусу Уолшу подняться с ним на корабль и отныне нести службу подле него.
Появление Рыжего Лиса благотворно сказалось на Джонни. Финтан никогда не считал себя умелым моряком до того, как не увидал генеральского сыночка в действии. О тонкостях навигации речи не могло идти, пока Норрейс-младший не умел справляться с качкой. Его мутило как с перепоя, хотя он не брал в рот ни капли. По этой же причине Джонни почти не ел, ведь вся пища через несколько минут оказывалась за бортом или прямо на полу.
На этого парнишку попросту было противно и даже жалко глядеть, когда он блевал непереваренной едой и с серо-зеленым лицом лежал на палубе, обхватив себя руками поперек туловища, и беспомощно хрипло молился, чтобы уже все закончилось. В конце концов, Джонни был славным малым и успел полюбиться команде. Кислые яблоки не помогали, как и засоленные огурцы, которых в бочках было предостаточно. В ход пошел метод, который Финтану особенно запомнился из детства.
– Ну, хуже точно не будет, – приговаривал Рыжий Лис, затягивая на запястьях Норрейса тугие завязки.
Хуже и впрямь не было. Это была первая ночь, которую Джонни провел спокойно, и с утра мог нести службу и, конечно же, продолжать обучение. Финтан намеренно водил Джонни по всему кораблю, объясняя его устройство так громко, насколько хватало воздуха в груди. Была ли необходимость так надрывать силы, перекрикивая море и ветер? Кто знает. Финтан все равно продолжал горланить и украдкой выискивал взглядом – не рядом ли капитан? Рыжему Лису чаще везло, чем нет. Дрейк находился где-то поблизости, в любом случае достаточно близко, чтобы отметить и знания, и то рвение, с которым Финтан обучал Джонни.
– Ну сколько можно, Джонни?! – негодовал Финтан, глядя на обгрызанный край.
Генеральский сынок сжал кулаки и как пристыженный щенок отвел взгляд. Наверное, именно поэтому и не заметил, как Рыжий Лис смотрел на ручку, и не разгадал мыслей, давно уже зреющих смертоносным плодом в голове Финтана.
Через полтора месяца труды начали давать свои плоды. Тому способствовал и сам океан, в меру милосердный поначалу, в меру свирепый. Вот тут уж было истинное раздолье, чтобы проявить себя. Норрейс окреп и с Рыжим Лисом намного быстрее осваивал тяжелое ремесло морехода. Поборов свое тело, он научился сам делать тугие завязки, которые могли совладать с невыносимой качкой. Команда с удивлением принимала крутую перемену, и оскорбительное прозвище «генеральский сыночек» все реже и реже слетало с их уст. Рыжий Лис при любом удобном случае отчитывался капитану об успехах Норрейса-младшего, абсолютно избегая какого бы то ни было собственного участия. Эти добрые новости радовали душу Френсиса, и Финтан был частым гостем капитана.
Сейчас хорошие новости были нужны как никогда. Океан утратил тот обманчивый милосердный вид. Столкновения с ненастьями еще можно было списать на гнев Богов, но не столкновения с вражескими судами. Одно из таких особенно пронзительно вонзилось в душу капитана.
Капитан стоял на мостике, торжественно взирая на потоки пряностей, бархата, вина и масла. Все добро стекало из поверженного и разломанного португальского судна прямо в трюмы. Добыча была богатая, даже не наметанный глаз сразу подмечал. Но даже такое щедрое подношение судьбы не заставило сердце капитана смягчиться, и вражеские португальские суда были затоплены.
После этой славной битвы к капитану явился коренастый невысокий слуга, угрюмый и черноглазый. Едва он появился на пороге, как приковал к себе все внимание капитана. Этого человека сторонились все в команде, и мало кто мог припомнить имя нелюдимого Диего. Службу он нес верно и даже ревностно, капитан верил его глазам и ушам, как своим собственным, и оттого и послал черноокого Диего выслушать пленных португальцев.
– Они теперь знают, что случилось с «Санта-Марией», – доложил слуга.
Френсису немало сил стоило скрыть смущение и растерянность.
– Позови мастера Даунти, – приказал капитан.
Стоило Диего хмуро кивнуть, как Дрейк переменил свою волю.
– Нет, не надо. Просто ступай, – исправился он.
Тогда Диего снова поклонился и пошел прочь. Капитан сложил руки замком и упал поглубже в кресло. Взгляд уставился на гладкий лакированный глобус. Очертания океанов и континентов пленяли разум, и он блуждал по ним, точно по каменистым улочкам лабиринта, то и дело натыкаясь на иное украшательство. Если садам присущи статуи, то глобус предпочитал удивлять гуляющих рисунком кита или саблезубого змея-левиафана, узловато скрутившегося на волнах.
Но Дрейку сейчас было не до чудовищ.
«Все это время я знал, что они идут за нами из-за того столкновения…»
Пальцы сами собой принимались постукивать по столу.
«Я был уверен, что это из-за «Мэрри»… Иначе откуда им известно, куда мы держим путь?»
Дрейк смотрел на собственную руку, которая действовала, будто бы свободная от приказов разума. Когда даешь телу волю, оно плавно и ритмично движется. Палец за пальцем прокатывали волну за волной, снова и снова. Если бы Френсис хоть немного вознамерился придать тому движению хоть каплю собственной воли, собственного намерения, все бы рассыпалось. Он продолжал смотреть на пальцы.
«Если они только сейчас узнали о судьбе «Мэрри»… кто их вел все это время?»
Вновь в голову Френсиса закралось горячее желание позвать для совета Томаса, но он отрекся, отбросил эту мысль, боясь, что она проникнет слишком глубоко в сердце. Капитану нужно было время собраться с мыслями, и нынче его советником был океан, плещущийся за бортом.
Буря вызревала, наполняясь ядовитым едким соком, едкая смола уже источала смертоносный запах. Это был запах обычного горючего, которым Эдвард поливал флибот «Лебедь». В полумиле от него то же проделывали с «Кристофером» – двум кораблям было не суждено завершить переход через Атлантику.
Не все осознавали в полной мере, насколько ладен и успешен ход экспедиции, но была одна мера, понятная последнему неграмотному салаге – похлебка и каша становились все более водянистыми с каждым днем. Уже наступил тот день, когда эти мелкие изменения скопились достаточно. Едва ли на корабле могли назвать день и час, когда еда стала пустой. Не настолько пустой, чтобы не насыщать абсолютно, и голодная смерть не угрожала, но ее тень уже поскуливала по ночам. Сон еще был способен заглушить голод, но сколько это продлится – неведомо.
