За солдатами с алебардами, которые возглавляли отряд, шли индейцы – чимароны, укрощенные завоевателями и согласившиеся служить им. Эти люди с красной и белой татуировкой несли на плечах попугаев, а на головах у них красовались гирлянды из перьев и ракушек, в руках – гигантские камыши. К изумлению Зефирины, эти краснокожие люди держали во рту свернутые коричневые листья, пламенеющие на конце, и выпускали изо рта и носа дым, словно их пожирал внутренний огонь.
Верхом на хорошей лошади Зефирина вместе с мадемуазель Плюш, Пикколо и Кристобалем, который проводил время за рисованием, двигалась в личной свите Кортеса. На время экспедиции Зефирина вновь облачилась в одежду юноши, а мадемуазель Плюш – в костюм аптекаря.
Солнце обжигало. Всадники надели широкие шляпы, чтобы укрыться от его лучей. Зефирина спрашивала себя, как выдерживают испанцы в своих металлических касках и кольчугах, особенно едва оправившийся после болезни Кортес. Это был суровый поход по перешейку, соединяющему два континента.
Среди зловонных испарений болот нужно было двигаться вперед по «дороге» через лес или джунгли. Конечно, путь был уже проторен другими колоннами, но пышная растительность сразу же отвоевывала свои территории.
Индейцы чимароны, смирные и, казалось, всецело преданные Кортесу, прорубали дорогу. Нужно было преодолевать несколько раз реку и ее притоки. Удовольствие от прохладной воды здесь сплеталось с чувством опасности. Бурные речные потоки кишели крокодилами. Испугавшись одного из них, лошадь Зефирины встала на дыбы и скинула наездницу на середине реки. Зефирина почувствовала, как ее уносит течением, и забарахталась. Вакеро, вождь чимаронов, нырнул и вынес ее на берег.
Это она должна была испытывать признательность за то, что ей спасли жизнь, но с этой минуты Зефирина сделалась богиней чимаронов. Они гордились тем, что спасли это зеленоглазое создание, и приносили фрукты, чтобы она могла утолить жажду.
– Божественная Зефирина, ты можешь прийти сюда и властвовать, – с улыбкой сказал ей однажды вечером Кортес.
По ночам они строили импровизированные укрытия из веток и листвы. Лежа на ложе из листьев рядом с Кортесом Зефирина не могла уснуть. Она думала об эволюции их отношений, ставших почти братскими. «Как необычна моя жизнь!» – размышляла она, обеспокоенная мыслью о беременности, но не желая говорить об этом Кортесу.
Она прислушивалась к звукам джунглей, к крикам неизвестных животных. Даже луна, которую она видела в щели между листьями, казалась ей не такой, как раньше.
На четвертый день изнурительного путешествия колонна достигла высшей точки перешейка. По просьбе Кортеса вождь чимаронов помог ему, Кристобалю и Зефирине взобраться на дерево, где был устроен наблюдательный пункт.
С этого возвышения онемевшая от восторга Зефирина увидела бесконечные просторы темно-зеленых лесов. Вдали с каждой стороны их обрамляла золотистая полоска. На севере пенилось и волновалось Сумеречное море, или Атлантический океан; на юге же простиралась бескрайняя и очень спокойная гладь голубых вод.
– Какой же тихий, этот огромный океан! – прошептала Зефирина.
– В память о вас, друг мой, мы назовем его так… Тихий океан, – галантно заявил Кортес.
Маленький картограф записывал, не переставая, зачеркивал, описывал кривые, рисовал потоки воды и берега.
Спустившись, Зефирина подумала, что перед глазами сейчас было то, чего не видел ни один француз… два океана! Сможет ли она рассказать это своим согражданам? Она в этом сомневалась. Они все дальше углублялись в девственный тропический лес, грозивший опасностью. Она спрашивала себя, выйдет ли отсюда когда-нибудь?
Ко всем испытаниям добавилось еще одно, болезнь, которая свирепствовала среди солдат[114].
– Ты кушать, как чимарон, чтобы не болеть, как они, – говорил вождь, давая Зефирине и ее людям корни и фрукты.
Больше всего она страдала от невозможности вымыться. Однажды очень ранним утром она отошла подальше от лагеря, спустилась к ручью, собираясь помыться. Место было спокойным. Зефирина сняла одежду и с наслаждением окунулась в реку. Она вышла, вытерла рубашкой тело и подставила его первым лучам солнца. Зефирина расслабилась, сидя на берегу реки на своем плаще. Внезапно она взвизгнула – какая-то отвратительная тварь набросилась на нее, сильно сжала и поволокла к лесу.
Это была огромная змея пятнадцати футов в длину. Чудовищная рептилия обхватила ее своими кольцами. Зефирина отбивалась, кричала, задыхалась. Змея брызгала ей в лицо вонючей слизью, сжимала кольца вокруг ее тела. Зефирина, рыдая, хваталась за кусты. Цепкий хвост обхватывал ее руки, грудь, живот. Удав безжалостно душил ее, чтобы потом проглотить в своем мерзком логове.
– Он есть очень толстый… очень вкусный! – с удовлетворенным видом заявил Вакеро.
Вся в слизи удава, Зефирина отупело смотрела на улыбающееся лицо вождя чимаронов. Индеец спас ее во второй раз, резким ударом отрубив голову змее.
Зефирина была вся в синяках и кровоподтеках, прихрамывала и с трудом дышала. Она позволила Вакеро умыть себя.
– Белая женщина, спустившаяся с небес, – очень красивый! – тоном знатока заявил чимарон.
Он подобрал медальон, который она потеряла, надел ей на шею и завернул Зефирину в рубашку.
Появление Зефирины, которую нес на руках краснокожий Вакеро, встретили криками.
– Это очень неосторожно, сударыня, гулять одной в этих диких местах! – засюсюкала Плюш, у которой всегда была наготове прописная истина.
Зефирина не могла сесть на лошадь. Кортес приказал приготовить носилки. Но нет худа без добра. У Зефирины вновь начались регулы, говорившие о том, что она не была или больше не была беременна. Явился ли тому причиной удав или усталость от путешествия? Успокоенная Зефирина не знала, но все еще переживала ужас от недавнего происшествия.
Она обещала себе впредь быть послушной и добродетельной.
Лежа на жестком деревянном полу, она надрывно кашляла, ей было больно дышать.
– Цибальт!.. Цибальт! – проговорил Вакеро, всунув ей в рот трубочку из коричневых листьев с горящим кончиком.
Он сделал ей знак вдохнуть. Зефирина послушалась. Теплый дым заполнил легкие. Она закашлялась, стала отплевываться. Удивленная, заинтересованная, с глазами, полными слез, она повторила опыт. И потихоньку привыкла. Дым успокаивал ее. Она заметила, что многие испанские солдаты проделывают то же самое; они называли эти растения tabaco. Что же касается мадемуазель Плюш, подружившейся с одним беззубым чимароном, почтенная старая дева, сидя на своем муле, курила «цибальт» за «цибальтом».
