— Я не вчера родился, мавр! Я такой же мужчина и идальго, как и он!
Гурриато провел ладонью по голому черепу, который он каждый день, смочив морской водой, брил остро отточенным ножом, и пробормотал:
— Ну, разумеется, идальго.
И улыбнулся. Темные, почти по-женски томные глаза засияли не хуже серебряных серег в ушах.
— Бог ослепляет тех, кого хочет погубить.
— Да ну тебя к дьяволу с твоим богом и со всем прочим.
— Иногда мы даем дьяволу то, что у него есть и так.
После чего поднялся, сгреб ветошь и вместо того, чтобы по примеру едва ли не всех остальных облегчиться прямо через борт, направился по куршее на бак, где неподалеку от тарана помещался у нас гальюн. Ибо отличался Гурриато-мавр еще одной особенностью — был стыдлив, как я не знаю что.
— Может, нам и будет сопутствовать удача, — сказал Урдемалас. — Говорят, что три дня назад турок еще не снялся с якоря на Родосе.
Диего Алатристе вымочил усы в вине, выставленном командиром галеры на мостике, в рубке, под полотняным навесом, некогда полосатым, красно-белым, а ныне выцветшим и во многих местах залатанным. А вино было хорошее — белая мальвазия, напоминавшая «Сан-Мартин-де-Вальдеиглесиас», и, учитывая в поговорку вошедшую скаредность Урдемаласа, который, говорят, над полушкой трясется больше, нежели Римский Папа над своим пастырским перстнем, подобная широта была признаком весьма многозначительным. Прихлебывая из кружки, Алатристе незаметно наблюдал за остальными. Помимо грека-штурмана по имени Бракос и комита, на совет были приглашены прапорщик Лабахос и еще трое тех, кто командовал восьмьюдесятью семью солдатами, взятыми на борт — сержант Кемадо, капрал Конеса и сам Алатристе. Присутствовал и главный артиллерист, заменивший искалеченного на Лампедузе, — этот немец ругался как испанец, а пил не хуже бискайца, но с кулевринами своими, сакрами, бомбардами и фальконетами управлялся ловчее, чем хорошая кухарка с противнями да сковородами на плите.
— Речь, по всему судя, идет о крупном корабле. Весел нет, три мачты, парусное вооружение — греческое, что касается артиллерийского, думаю, серьезное. Эскортирует его галера с янычарами.
— Об такой орешек можно и зубы поломать, — вставил комит, услышав слово «янычары».
Урдемалас взглянул на него довольно злобно. Он вообще пребывал в отвратительном настроении, потому что уже неделю тяжко маялся зубной болью, от которой, казалось, голова лопнет, однако предаться в руки корабельного цирюльника или еще кого так пока и не решился.
— Раскусывали мы и покрепче, — ответил он.
Прапорщик Лабахос, уже допивший вино, вытирал усы тылом ладони. Он был родом из Малаги — молодой, худощавый, чернявый — и отлично знал свое дело.
— Надо полагать, отбиваться будут как звери. Потеряют свою пассажирку — так и так голову снимут.
— Неужто она и впрямь — супружница Великого Турка? — рассмеялся сержант Кемадо. — Я думал, их не выпускают из сералей.
— Любимая наложница кипрского паши, — объяснил Урдемалас. — Через месяц истекает срок его правления, вот он заблаговременно отправляет ее домой вместе с частью слуг, невольников, одежды и денег.
Кемадо от радости всплеснул руками. Он был высок ростом, сухощав, а на самом деле звался Сандино. Новое имя[28] он получил после того, как при ночном штурме полуострова Лонгос — город разграбили дочиста, сожгли еврейский квартал и взяли почти двести невольников — у него в руках взорвалась петарда, когда он собирался вышибить ворота цитадели. Несмотря на сильно подпорченную наружность, а, может, и благодаря этому, он постоянно шутил и балагурил. Вдобавок был сильно близорук, но очки на людях никогда не носил. «Кто и когда видел подслепого Марса?» — спрашивал он с шутливым бахвальством.
— Клянусь прахом деда, завидная добыча!
— Если захватим — да, — согласился Урдемалас. — Считай, оправдали кампанию.
— А где они сейчас? — осведомился Лабахос.
— Им пришлось задержаться на Родосе, и сейчас либо уже вышли в море, либо вот-вот отчалят.
— И каков же наш план?
Командир галеры кивнул Бракосу, и тот раскатал по настилу палубы карту, чтобы прочертить направление. На карте, рисованной от руки, во всех подробностях были представлены острова Эгейского моря, Анатолия, европейское побережье Турции. Под самым обрезом наверху уместились даже Дарданеллы и Босфор, а внизу — Кандия. И палец Урдемаласа пополз снизу вверх по правой, восточной кромке.
— Дон Агустин Пиментель хочет напасть после того, как те пройдут Хиосский пролив, чтоб не подвергать опасности тамошних монахов и христианское население. По мнению флагманского штурмана Горгоса, наилучшее место — между Никалией и Самосом. Кроме, как на север от Родоса, деться им некуда.
— «Грязные воды». — заметил Бракос. — Мели, рифы.
— Да. Но Горгос хорошо знает те места. И утверждает, что если у турка — опытная команда, и капитан ходил там, наверняка предпочтут двигаться меж цепочкой островов и материком, то есть обычным путем: есть защита от ветров, да и вообще безопасней.
— Резонно, — согласился штурман.
Диего Алатристе и капрал Конеса, низенький тучный мурсиец, смотрели на карту с большим интересом. Ни по рангу, ни по чину им, исполнявшим должность взводных, такие документы видеть не полагалось, да и на подобного рода советы их обычно не приглашали. Однако Алатристе, старый пес, отлично понимал, что к чему, и зачем они все трое все же оказались здесь. Когда готовится большая охота, нужно, чтобы все назубок знали, что кому делать, — вот начальство и решило через их посредство довести все эти сведения до рядовых, чтобы их те получили из первых рук. Прибыть вовремя и взять турецкий корабль — дело непростое и потребует усилий от всех, так что солдаты и моряки будут усердней и исполнительней, зная, как все обстоит в действительности: напустишь туману — может не понравиться.
— Только вот не уверен, что поспеем, — сказал прапорщик Лабахос.
Он показал пустой стакан в надежде, что Урдемалас кликнет юнгу и велит налить еще, однако командир сделал вид, что не заметил.
— Ветер благоприятствует нам, да и потом у нас есть весла. Турок тяжел и грузен, идет под парусами против ветра, а самое большее, чем может помочь галера — взять его на буксир при полном штиле. Кроме того, свежеет, и пока усиление ветра нам на руку. Флагманский штурман считает, что мы сможем начать охоту на траверзе Патмоса или островов Хорна. Прочие капитаны и штурманы с ним согласны. Я верно говорю, Бракос?
Грек молча кивнул, подтверждая, и продолжал скручивать карту в рулон. Кемадо спросил, что думают обо всем этом мальтийцы, и Урдемалас пояснил:
