достаточно сильны, то следует выбрать такое место, которое едва ли вызовет их подозрения.
— Ты говоришь об английском короле?
Казалось, магистр удивился проницательности сына:
— Однако, ты не разучился быстро соображать, мальчик!
— Я с самого начала думал, что его похитили и спрятали тамплиеры.
— Хм! Ты произносишь «тамплиеры», а не «братья ордена» и не «мы». Возможно, ты так привык, живя вдали от нас. А что до похищения, тут ты как раз ошибаешься. Это сделали не мы, иначе друзья Ричарда едва ли смогли бы разнюхать, где он находится. Они, скорее всего, были бы уверены, что его нет в живых. Нет, эту промашку совершил один круглый идиот, оплошность которого мне теперь приходится исправлять.
Молодой герцог усмехнулся:
— А ты не боишься привезти своего пленника в Брабант, да еще в мой замок? Ведь многие знают, что я — сын магистра Братства Святого Грааля.
Парсифаль кивнул:
— И именно по такой причине не подумают, что я выбрал это место. А главное — никто не заподозрит тебя в тайных замыслах, Лоэнгрин. Ты снискал на редкость добрую славу. Просто диву даешься, как тебе это удалось. Конечно, есть тут заслуга и твоей набожной дуры.
Герцог дожевал яблоко и швырнул огрызок в открытое окно.
— Теперь я понимаю, почему мне не запретили жениться и жить здесь! — воскликнул он, за усмешкой пряча злость. — Я бы мог догадаться: ведь Братство никогда ничего не дозволяет просто так. Что же, я рад, что мой поступок оказался полезен ордену! Но еще один вопрос, отец: что ты намерен делать со своим пленником? И вообще, для чего он тебе? Убить Ричарда было бы проще.
Парсифаль сверкнул волчьими искрами своих странных глаз:
— Разве проще значит лучше? В свое время ты все узнаешь. А пока мы оборудуем как следует несколько помещений. Потом приедет моя стража, а ты устроишь все так, будто просто нанял в Генте воинов для лучшей охраны. Чтобы снять возможные подозрения, я устрою нападение разбойников на два-три купеческих обоза: тогда все поймут, что бдительный герцог Брабанта не зря усиливает стражу.
— И когда пленник будет здесь?
— Примерно через месяц. Недавно его друзья пытались устроить ему побег, но звезды не допустили этого. Ричард упал с крепостной стены и сильно разбился. Сейчас он уже поправляется, но ему еще нужно отлежаться, прежде чем можно будет везти его через всю Германию.
— А тебе важно, чтобы он был в добром здравии?
— О да! — Парсифаль поднялся и сделал знак бен-Рувиму. — Идем, Шмуль! Или, Муталиб, как тебе будет угодно. Кстати, надо придумать, каким именем ты станешь называться здесь. Боюсь, для герцогини Эльзы ни Муталиб, ни Шмуль не подойдут — она будет в ужасе.
И, встретив вопросительный взгляд сына, пояснил:
— Я завтра уеду, у меня много дел, которые нельзя откладывать. А он останется. Его (точнее — того человека, в которого он на сей раз превратится) ты тоже наймешь в Генте и сделаешь управляющим в своем замке. Мне нужен здесь самый надежный человек.
— Но управляющий в замке уже имеется, и у меня нет повода на него жаловаться, — заметил герцог.
— Нет повода, так найди! — резко проговорил Парсифаль. — Мне кажется, этому тебя уже не нужно учить, сам справишься. — И тут же обернулся к своему шпиону: — Так ты придумал себе новое имя, Шмуль? Только не вздумай изображать немца: произношение выдаст тебя в два счета.
— Я буду греком, — с усмешкой сказал бен-Рувим. — Это избавит меня от подозрений. Никто не станет ломать себе голову, отчего это я не хожу в здешнюю церковь. Греков я изображал не раз, и получалось просто отлично. Имя... Ну, пускай будет Паулос Аристарх. Люблю звучные имена!
— Запомнил? — Парсифаль кинул быстрый взгляд на сына. — Ну вот, теперь ты завтракай, а мы побродим по твоим владениям — нужно ведь все как следует осмотреть.
По одной из внутренних лестниц магистр и новоявленный грек поднялись на стену замка. Отсюда открывалась изумрудная гуща леса, вплотную подступающего к широченному размаху Рейна. Вода огромной реки сияла тысячами искр, ее стремительное движение было почти незаметно. Казалось — она не течет, а, согревшись на солнце, замерла в задумчивости.
— По-моему, вы рискуете, господин магистр! — проговорил Шмуль, рассматривая раскинувшееся перед ними великолепие. — Ваш сын слишком долго прожил без вашего мудрого влияния.
— Ты думаешь, он может встать на сторону наших врагов? — резко спросил Парсифаль.
— И вы так думаете, — вздохнул шпион. — Иначе сказали бы ему, кто именно пытался освободить короля Ричарда. Вы опасаетесь, что, услыхав имя своего друга, Лоэнгрин не пойдет против него.
— Они давно уже не дружны с Фридрихом Тельрамундом! — ровный голос колдуна задрожал, выдавая бешеную ярость. — Да, тот оказал ему огромную услугу. Но именно за это Лоэнгрин его ненавидит. Разве можно любить человека, который унизил тебя таким идиотским великодушием?
Бен-Рувим вздохнул еще тяжелее:
— Право, господин магистр, я начинаю сомневаться: кто из нас двоих еврей? Все считают (и отчасти так оно и есть), что евреи не всегда добиваются своего, потому что обо всех судят по себе. Вы уверены, что ваш сын ненавидит бывшего друга за то, за что его ненавидели бы вы сами. Но разве вы, к примеру, любили бы одну и ту же женщину целых десять лет? Это же только представить — одна и та же женщина около вас так долго! тут полезешь на стенку!
— Да ну! — фыркнул Парсифаль. — То-то евреи живут с одной женой всю жизнь, равно, как и христиане. А если поглядеть, какие красавицы ваши жены, так и подавно позавидуешь такой терпеливости...
— Опять же, бывают всякие! — вкрадчиво возразил
