Ознакомительная версия.
— Да как же «некрасиво»?! — возмутилась Нина. — Ведь ваши женщины не могут ходить по-нормальному! А бегать тем более!
— Не надо бегать. А то жены будут от мужей сбегать.
Нина нахмурилась, вспомнив о Климе. Она собиралась поселиться в лучшей гостинице в Шанхае, а он так и остался на вонючем прогнившем корабле.
Ладно, что сделано, то сделано: разбитой вазы все равно не склеишь. Главное — самой не трусить и вести себя королевой.
Швейцар, стоявший у дверей «Астор-Хауса», крайне изумился при виде потрепанных белых господ.
— Скажите ему, что мы вернулись с охоты, — велела Нина Иржи.
Тот покосился на ее истертые пуанты:
— О да… с лебединого озера.
Помявшись, швейцар все-таки пустил их в ярко освещенный вестибюль.
— Я уже забыла, что такое бывает! — выдохнула Нина, оглядывая мраморные полы и величественные люстры.
Не обращая внимание на онемевших носильщиков, она подошла к стойке портье:
— Вы говорите по-французски? Нам нужен номер на двоих. На месяц.
Тот растерянно хлопал глазами:
— Но это будет стоить сто пятьдесят долларов, и вы наверное не в состоянии…
— Вы хотите задаток?
Нина вытащила из кармана деньги, и портье окончательно растерялся:
— Нет-нет, мадам, задаток не нужен — в Шанхае все расплачиваются расписками. Мы выставим счет позже. А вы, простите, откуда прибыли?
— Из Лукоморья, — с достоинством отозвалась Нина. — Слышали про такую страну?
— Да, конечно… Приятного отдыха! Надеюсь, вам у нас понравится.
— А паспортов так и не спросили, — недоуменно проговорил Лабуда, когда они вошли в лифт.
— Белая кожа — вот наш паспорт, — сказала Нина. — Мне Клим говорил, что тут даже кредит дают под честное слово белого человека. Но, боюсь, все это скоро закончится.
Окна с витражами, ковры на полу, стены, обшитые красным деревом… Коридорный повел Нину и Иржи по галерее, обрамляющей внутренний двор. Внизу, под громадной стеклянной крышей, стояли столы с белыми скатертями и играл оркестр.
Нина остановилась, чтобы посмотреть на танцующие пары. Ого! Половина дам была с короткими прическами, а пояса на их платьях были завязаны не на талии, а на бедрах.
— Что это за музыка? — спросила Нина у Иржи.
Тот покачал головой:
— Не знаю. Я раньше такой не слышал.
— А еще артист! — развеселилась она. — Эх, мы с вами безнадежно отстали от жизни!
Коридорный сказал, что музыка называется «джаз», а внизу ежедневно проходят «тиффины» — завтраки с коктейлями и танцами.
Он открыл замок на одной из полированных дверей:
— Месье, мадам, прошу!
В номере было слегка прохладно и пахло лавандовым мылом. Кинув шляпу на аккуратно застеленную кровать, Нина раздернула занавески на окне и расхохоталась:
— Иржи, я люблю этот город!
Приняв ванну и позавтракав, они отправились за покупками.
Нину потрясла современность, богатство и деловитость Шанхая. По Нанкин-роуд гуляла нарядная публика, а в гигантских витринах красовались манекены в умопомрачительных платьях. Деревья были подстрижены, на тротуарах стояли урны, а на перекрестках размахивали жезлами молодцеватые регулировщики движения.
Это был европейский город — если не считать вывесок с иероглифами, рикш и прохожих, тащивших то уток в клетках, то связки капусты на бамбуковых коромыслах.
Теперь Нине было странно, что она так боялась эмиграции. Чего она забыла в несчастной, ободранной России? Шанхай — вот город, в котором стоило поселиться!
Пока они с Иржи бродили по универмагу «Винг Он», Нине одновременно хотелось смеяться и плакать от счастья. Подумать только, еще вчера у нее не было нитки, чтобы пришить пуговицу, а сегодня она держала в руках американские фотокамеры, японские фарфоровые чашки, сумочки из английской кожи, золоченые самопишущие перья… Все было доступно без очереди и по смешным ценам.
Приказчики в длинных серых халатах валили на прилавки рулоны шелка, надрезали невесомую ткань и дальше разрывали руками.
— Bye-bye makee pay. My send chit.[3]
Оказалось, что и в магазинах никто не платил вперед: достаточно было дать визитную карточку отеля и расписаться.
— Я больше не могу… Иржи, разбудите меня! — шептала потрясенная Нина. Но Лабуда тоже онемел и оглох от Шанхая.
В уютно обставленных мастерских китайские портные принимали заказы на пошив платьев. У скорняков в витринах висели смешные объявления: «Сделаю манто из своей или вашей шкуры».
На верхних этажах универмага — кинотеатр, пекинская опера и рестораны; на крыше — зимний сад. В «Винг Он» можно было зайти и пропасть там на целый день.
В отель Нина и Иржи вернулись другими людьми: нарядными, посвежевшими, с сумасшедшим блеском в глазах.
Нина подвела Иржи к большому — от пола до потолка — зеркалу.
— Посмотрите на нас! Вот теперь мы настоящие — такие, какими всегда должны были быть. А это наша «лягушачья кожа». — Она показала на сверток со старой одеждой. — Нас кто-то заколдовал, но теперь проклятие снято!
Иржи покосился на свою искалеченную руку и спрятал ее за спину.
— Да, наверное.
Вечером Нина лежала в скользкой от крахмала постели и, как книжку, читала меню из ресторана:
— Филе каплуна с пюре из каштанов. Жареный фазан на гренках с соусом из мяса вальдшнепа, бекона, анчоусов и трюфелей. Холодная рыба «Мандарин» с диким рисом, приправленным шафраном.
Ноги гудели, голова кружилась от несуществующей корабельной качки. На полу валялись коробки с покупками — «предметы первой женской необходимости», как когда-то говорил Клим.
Постучавшись, в комнату вошел Лабуда. Аккуратно подстриженный, в махровом халате с пояском, он выглядел совсем мальчишкой.
— Извините, что я вас тревожу, но хотелось бы знать, как мы будем за все расплачиваться. Ведь деньги однажды кончатся.
— Что-нибудь придумаем, — с уверенностью сказала Нина. — Можно напечатать в газетах объявление: «Поговорю об умном с умными людьми. Сто долларов в час». Это лучшее из удовольствий.
Иржи хмыкнул:
— Я только что прочел такое объявление в газете. Здесь эти услуги оказывают гейши в японском квартале: им по два доллара за разговоры дают.
Ада Маршалл была похожа на невезучее деревце, семечко которого упало не в землю, а на поросшую мхом крышу сарая: вроде все на месте — ветки и корешки, но заранее ясно, что ничего путного тут не вырастет.
Ознакомительная версия.
