— Отнюдь. — Сир Стефан был прям и категоричен. — Его никто не выбирал стать наследником вашего отца. Ему просто повезло. Перворожденный сын — избранник, хотя и не по личным качествам. Если Вильгельм будет слишком слаб, глуп или деспотичен для своего титула, то весь вред, причиненный им, сможет исправить впоследствии его преемник. Если же он выкажет слабость, будучи членом братства, это может погубить нас всех.
Сир Стефан замолк, обдумывая сказанное, затем продолжил:
— Событие, к которому ты сейчас готовишься, то бишь восхождение, дарует тебе возможность вступить в ряды удивительного товарищества, общины, служащей высоким идеалам и хранящей роковые тайны. Корни его уходят в глубокую древность, а его история ведет свой отсчет от истоков античности. Тебе, Гуг, пока это неведомо. Знаешь ли ты, отчего?
Гуг покачал головой, но тут же сообразил, что сир Стефан, вероятно, во тьме его не видит.
— Нет, — промолвил он.
— Потому что это тоже тайна, друг мой, и так было со дня основания братства. Конспирация — залог нашего существования, поэтому мы, его члены, должны быть всегда начеку и хранить секреты, а среди своих — в особенности. Я говорю тебе об этом потому, что, выслушав твои ответы, я убедился, что ты без труда справишься с предстоящим испытанием, а это значит, что не далее как завтра ты вольешься в наши ряды. Ни один — слышишь, Гуг! — ни один болтун не будет допущен в наше братство. Слишком велика опасность, что едва он предастся пьянству или разврату, как язык у него развяжется. Твой братец Вильгельм слишком неумерен в питии, и, даже когда он пьет немного, он неумерен в разговорах. Он славный малый, в компании которого неплохо распить бутыль вина, или потрапезничать, или вдоволь посмеяться над какими-нибудь забавными пустяками, но он слабоволен, несдержан, бывает порой задирист и — самое главное — слишком болтлив и неблагоразумен, потому-то его решено было не принимать в братство.
— Решено? Кем решено? Кто дерзнул счесть сына барона Гуго Пайенского недостойным?
— Твои же наставники, дружок, — вздохнул Сен-Клер. — Его собственный отец и его дед, Балдуин Мондидьерский.
Потрясенный юноша не нашелся, что возразить на эти слова, а рыцарь продолжил:
— Всего одному человеку из каждого семейства дозволено вступать в братство. Оно посвящает в тайны лишь одного из сыновей в каждом колене, и выбор падает на достойных вовсе не по праву первородства. Первый наследует состояние, если доживет, — так гласит закон. Мы же выбираем своих членов из его единокровных братьев, исходя из их личных достоинств, а не руководствуясь игрой случая, возрастом или старшинством. Именно поэтому за сыновьями в семействах пристально наблюдают старейшины братства. Здесь нет места ошибке или небрежности.
Он предостерегающе поднял руку, не дав Гугу возразить.
— Знаю, знаю, что у тебя на уме — как они могут судить заранее о таких вещах. Новообращенному не должно быть меньше восемнадцати, а до тех пор к нему годами приглядываются и оценивают, годится ли он для вступления. Допустим, в семействе семь отпрысков с разницей в возрасте в два года. Если никто из них не проявляет качеств, обеспечивающих ему честь присоединения к братству, старейшины могут отсрочить выбор до тех пор, пока не удастся присмотреться ко всем семерым, включая самого младшего. Когда он родился, старшему было четырнадцать, значит, когда ему исполнится восемнадцать, старший едва перешагнет тридцатидвухлетний рубеж, стало быть, ничто не помешает тогда вернуться к его кандидатуре. Все же, если старейшины не смогут выбрать ни одного из сыновей, они просто пропустят это колено, никого из него не призвав. Недаром наше братство тайное: никто из непосвященных не узнает об этом решении, а значит, не будет считающих себя несправедливо обойденными и жестоко оскорбленными. Такое случалось уже не раз. Немало семейств пополняют братство в каждом колене, а некоторые вынуждены наверстывать упущенное через поколение.
— Но…
Гуг хотел возразить, но сдержался. Сен-Клер не преминул спросить:
— Что «но»? Ну же, договаривай!
— Да так, просто мне подумалось… Что, если старейшины сочтут достойными двух или даже больше сыновей одного и того же семейства?
По голосу Сен-Клера Гуг понял, что наставник улыбается.
— Значит, этой семье очень повезло с потомством. Так часто бывает, мой Гуг… гораздо чаще, чем ты себе представляешь, но, так или иначе, только один из отпрысков в каждом колене будет допущен в братство. Теперь ты поймешь, почему к принятию такого решения старейшины подходят придирчиво и хладнокровно, после всестороннего обсуждения.
— А кто эти старейшины?
Сен-Клер потянулся и встал. Гуг не мог видеть его лица, но по-прежнему знал, что он улыбается.
— Они каждый год меняются, исходя из количества живых членов братства, и этот вопрос, мой юный друг, наверное, уже десятый и последний, поскольку я разрешил тебе задать только один.
— Прошу вас, мессир, еще словцо: сколько времени прошло с вашего собственного восхождения и действительно ли оно круто изменило вашу жизнь?
Гуг не увидел, а скорее почувствовал, как застыл силуэт Сен-Клера, и глухой голос, раздавшийся во тьме, прозвучал куда тише, чем прежде:
— Мне было тогда восемнадцать, как сейчас тебе. С тех пор много воды утекло… больше двадцати трех лет. Что касается перемен в моей жизни, то они действительно произошли… пожалуй, не совсем те, которые можно наблюдать воочию, но всему, что я обрел с тех пор, я обязан вступлению в братство. Признаюсь со всей откровенностью, что я во многом возвысился благодаря наставлениям братьев, но большего я не скажу до тех пор, пока ты сам не будешь допущен к знанию.
Некий звук, пришедший из темноты, заставил Сен-Клера оглянуться. Он поднялся и вымолвил:
— Пойдем, братья уже беспокоятся. Им предстоит проделать здесь много работы, они и так весь сегодняшний день готовятся к предстоящей церемонии. К тому же близится время ужина.
Оба отправились в обратный путь, и вот, миновав последние двери, очутились в том каменном колодце, откуда вели деревянные ступени. Факелы вдоль стен заметно чадили и должны были вскоре погаснуть, но к этому времени все находящиеся сейчас в тайном подземелье уже покинут его, подняв за собой лестницу, а место спуска надежно замаскировав ложным полом.
Рыцари не обменялись ни единым взглядом, пока не достигли верхнего уровня, где Гуг забрал у стражника сира Стефана свой меч, а Сен-Клер любезно кивнул крестнику, показывая, что встреча окончена. Однако, прежде чем они смогли расстаться, их окликнул звонкий девичий голосок. Луиза де Пайен, младшая сестра Гуга, спешила к ним в сопровождении своей лучшей и преданнейшей подруги Маргариты Сен-Клер, пятнадцатилетней дочери сира Стефана, приехавшей с ним из Англии. Знаменитый рыцарь заключил девушек в объятия, от всей души радуясь их вниманию и сердечно их приветствуя. Его восторженный настрой удивил бы многих, кто привык видеть в Сен-Клере лишь образец суровой воинской доблести. Прелестницы уже хотели утащить его с собой на гостевую половину, но сир Стефан не сразу поддался: он крепко схватил их за запястья и силой железных пальцев заставил не только замереть на месте, но и умолкнуть в ожидании, пока рыцарь простится с братом Луизы.
