отнёс в техотдел. И подождал там, пока эксперт распорол подкладку и прострочку пиджака, и высвободил полотнянку – полосу тонкой ткани, густо исписанной бессмысленным, на первый взгляд, набором букв и цифр.
Юрий Крупницкий не переоценивал свои криптографические способности, посему с чистой совестью препоручил расшифровку специалистам. А сам вернулся в допросную и распорядился привести второго задержанного.
Допрос Абрама Канторовича он начинал сам, но уже скоро понял, что надо непременно и безотлагательно докладывать руководству.
Начиналось всё спокойно и традиционно. Поскольку взяли Канторовича вместе со Стеценко и прибыли они вместе, то Крупницкий совершенно логично предположил, что ёрзает на привинченной к полу табуретке в точности такой же шпион, как разоблачённый, хоть и не до конца, экс-капитан. А поскольку Абрам Канторович не производил впечатления ни опытного разведчика, ни твёрдого идейного вражины, то Юрий, только бегло взглянув на документы, потребовал без обиняков:
– Давай выкладывай, какое задание получил от врангелевцев!
Канторович даже подпрыгнул и с совершенно искренним удивлением спросил:
– Да вы что, товарищ? Я по заданию ЧК и сам к вам привёл настоящего шпиона.
– Сдать своего, понятно, первейший приём, чтоб себя выгородить, – холодно усмехнулся Крупницкий. Не раз и не два приходилось ему сталкиваться с такими версиями в контрразведывательной практике. – «Задание ЧК»! Знаем мы такие задания. Давай выворачивайся, контрик.
– Да как же, да вы что? – чуть ли не со слезами воскликнул Канторович, в самом деле впервые в жизни названный «контриком» и вовсе не шутейным тоном, и прижал ладонь к сердцу. – Я же всегда сотрудничал с советской властью, да что там, я ещё в 1905 году участвовал в стачке типографских рабочих!
– При царе Горохе, когда людей было трохи, – чуть не рассмеялся Крупницкий, который в ту, самую первую революцию ещё пешком под стол ходил. – Может, вспомнишь, кто с тобой шёл плечо к плечу?
– Кто ж такое вспомнит? – удивился Абрам. – Может, тех уже и на свете-то нет. И вообще я после на портного выучился и то вполне даже очень, у меня ателье даже было в Симферополе и всё хорошо, а потом одна-вторая-третья власть и этот негодяй Стеценко…
– К нему мы ещё вернёмся, – отмахнулся Крупницкий.
Но Абрам запротестовал:
– Нет, подождите, извиняюсь, но это же он заставлял меня добывать некоторые сведения, угрожая тюрьмой и каторгой. Но совсем пустяки, ну то есть про этих, которые Бунд – вы ж тоже их не любите.
– Так, значит, сотрудничал с контрразведкой белых, – с удовольствием констатировал Крупницкий и раскрыл наконец допросный гроссбух. – Записываем.
– Какое там сотрудничество, – зачастил Канторович. – А как насовсем пришли ваши, то есть наши, конечно, так я помогал Комиссии по борьбе с бандитизмом. Меня сам лично товарищ Гавен знает! Он же меня потом в Константинополь послал!
– Юрий Петрович? Гавен? – Ссылка на распоряжение самого председателя Крымского ЦИК показалась просто нереальным преувеличением. – Ври, да не завирайся!
– Почему «ври», меня даже товарищ Ян проверял! – Удивление, едва ли не возмущение Абрама Моисеевича было вовсе не наигранным. – А я ж ему и расписку дал о секретном сотрудничестве!
Крупницкий знал точно, что сотрудника с такой фамилией – если это фамилия – в Севастопольском УО нет, а для запроса в другие отделения требовалось несколько больше сведений.
– Ян? Так, правильно? А имя-отчество?
Вот тут-то Канторович впервые подумал, что внутри организации со всем известной и для многих пугающей аббревиатурой организации, воспринимаемой как нечто цельное, могут быть недоразумения, несогласования, а то и противоречия. А раз так, то надо быть ещё осторожнее с выдачей информации, да взывать, по возможности, к неведомым, но наверняка ведь существующим в ЧК правилам и порядкам.
И Канторович сказал, как бы виновато:
– Только я не знаю, можно ли мне его называть.
– Ты где находишься, мразь? – прикрикнул на него Крупницкий, испытывая вдруг странное чувство, холодок, как от неосторожного шага в незнакомую тёмную комнату.
– Я понимаю, конечно, где и как, – кивнул Абрам Моисеевич и продолжил без признаков страха: – Так ведь он ваш, то есть здесь служит и, наверное, засекреченный, вот я его назову – а потом с меня спросят. Вы своему начальству доложите, что, мол, Абрам Канторович дал подписку товарищу Яну, а уж оно разберётся.
Сразу вот так согласиться и побежать с докладом Крупницкий, само собой, не мог. Надо было хотя бы завершить допрос.
– Кто с вами ещё прибыл?
– Да вот только мы, – развел руками Канторович. Потом немного подумал и добавил: – И сын мой, Оскар, студент.
– Сын Оскар. – Сказано это было так, словно только что прозвучало признание в тяжком преступлении. – Записываем.
– Так Оскар вообще комсомолец, – постарался сбить тон Канторович-старший. – И за советскую власть всей душой.
– Семейка… – тяжко вздохнул Крупницкий, почему-то не испытывая ни малейшего желания дальше вникать в эти семейные дела. И спросил о действительно важном:
– Так, теперь о Стеценко. Ты его «полотнянки» видел?
– Я извиняюсь, а это что?
Трудно было понять, в самом ли деле «посланный Гавеном и проверенный Яном» не знаком со шпионской терминологией или валяет дурака. На всякий случай Юрий Крупницкий прикрикнул:
– Ты давай не прикидывайся. А то быстро научим. К его пиджаку подкладка – твоя работа?
Абрам Моисеевич к тому времени нашёл оптимальную форму ответов: и ни отрицать, и ни соглашаться, да ещё по возможности уводить разговор в сторону.
– Нет-нет, пиджак это я не знаю, откуда, я давно не шью Михаилу Лукичу.
Вот только Крупницкий не повёлся на маленькую хитрость и спросил так, чтобы получить однозначный ответ:
– Подкладку пришивал – ты?
Но Абрам предпочёл по-прежнему придерживаться манеры косвенных ответов:
– А что там, плохая подкладка? Так это от бедности. А строчка ровная, как на машинке.
– И не видел, что там написано?
Канторович сделал круглые глаза:
– Так там всё шифром.
– Ну, ты устрица скользкая, – в сердцах бросил Крупницкий. – Всё, иди отдыхай.
– А пропуск? – невинно вопросил Канторович, будто совершенно уверенный, что «отдыхать» следует как минимум на перине у Зинаиды Никифоровны, а не на соломенном тюфяке в камере-предвариловке.
На этот раз доклад о задержаниях и результатах первых допросов, да ещё с предварительными результатами расшифровки «полотнянок», достиг уровня начальника Оперативного отдела, Дауге, а тот незамедлительно поставил в известность Смирнова, начальника всего Севастопольского УО.
Ситуация не располагала к единоличному решению. Поэтому в кабинет на вечернее совещание вызвали третьего, который в теме, – Гагика Мортиросова, и четвёртым – косвенного «виновника торжества», Юрия Крупницкого.
То, что задержание, сразу по прибытии, Стеценко как бы в нарушение гарантий, выданных ему в Константинополе, смущало мало. Никто ведь
