сделаем дело, а уж потом разберёмся, чей.
Зых смотрит на меня безумным взглядом.
— Мазур! — сдавленно произносит он.
— Он самый, — подтверждаю я. — Болеслав Мазур. А ты кого ожидал увидеть? Леха, что ли?
— Но ты же остался в подвале…
— Ошибаешься. В подвале остался милый старичок Убогий. Просил передать привет с того света… Зых.
Услышав своё настоящее имя, человек-сова дёргается, как от удара.
— Где документы? — спрашиваю без обиняков.
Зых молчит. Всё происходит так быстро, что он не успевает обдумать фатальную для него ситуацию.
— Где документы? — повторяю вопрос. — И не вздумай отпираться. Сам же сказал, что безопасности ради перенёс их домой.
Подняв голову и зло прищурившись, Зых смотрит мне в глаза.
— Я пошутил, — говорит небрежно. — А ты, болван, и поверил. В Комитете они лежат, как и лежали.
В смелости ему не откажешь и в наглости тоже. Мой друг Жак, обиженный за командира, одним ударом сбивает наглеца на пол вместе со стулом. Потом вопросительно смотрит на меня. Но прежде чем я успеваю что-либо сказать, за спиной звучит напряжённый голос:
— Что здесь происходит? Что вы делаете с паном Цешковским?
Это Беата, которая, естественно, ничего не понимает. Придётся ей кое-что объяснить.
— Здесь нет никакого Цешковского, — говорю для начала. — Есть преступник и убийца Зых, у которого руки по локоть в крови. Я и сам только чудом не погиб в подземной тюрьме, куда он меня бросил несколько часов назад…
Подробности опускаю — не до них, но и сказанного довольно, чтобы прекрасные глаза пани Беаты широко раскрылись.
— Где-то в доме он спрятал документы, которые я ищу, — продолжаю быстро. — С их помощью удастся предотвратить новое восстание в Царстве Польском. Уцелеют сотни, а может, и тысячи человек. Сколько можно лить польскую и русскую кровь? А Зых ответит за всё. — И, не давая Беате задать новый вопрос, добавляю мягко: — Прошу мне верить, пани. Вам лучше уйти в свою комнату. Не надо вам тут быть.
Беата колеблется, переводя взгляд с меня на Зыха, с Каминского на Жака. Потом поворачивается и уходит. На пороге её окликает Зых.
— Постойте, Беата! — кричит он с пола. — Неужели вы допустите, чтобы эти бандиты во главе с французским шпионом Мазуром расправились со мной? Сделайте что-нибудь! Бегите за полицией!
При всей смелости он сознаёт, что жизнь висит на волоске, и цепляется за соломинку. Но Беата молча покидает спальню. И если я правильно понимаю взгляд, которым она одаривает Зыха, в нём жалости нет. Есть жгучее презрение.
— А теперь будем искать документы, — говорю сотоварищам. — Не мог он оставить их в Комитете, если знал от Агнешки, что я за ними охочусь. Не в землю же он их закопал…
— Не надо искать, — говорит пан Войцех вдруг. — Заметил я, что он всё время косился на бельевой комод. Давайте посмотрим там.
— Точно, — поддерживает Жак. — Я тоже заметил.
Кидаюсь к комоду. В нём три выдвижных ящика, набитых постельным и нижним бельём. Выкидываю всё это добро на пол и… ничего. Нет там бумаг. Краем глаза с отвращением вижу злорадную улыбку на лице Зыха. Каминский чешет в затылке.
— Ошибся, значит, — говорит со вздохом. — Ну, тогда давайте перероем всё подряд. А начнём с кровати. Может, он их под периной спрятал…
В голову неожиданно приходит мысль.
— Подождите-ка, — перебиваю пана Войцеха и снова склоняюсь к комоду.
Начинаю один за другим выдёргивать ящики. И с невероятным облегчением вижу толстый пакет, который спрятан между нижним ящиком и днищем комода. Секрет, в сущности, несложный, но от кого было таиться Зыху в собственном доме?
Под радостные возгласы Каминского и Жака, диссонансом которым звучит злобное рычание Зыха, торжествующе поднимаю руку с пакетом. Быстро сажусь на кровать и начинаю разбираться в бумагах, откладывая в сторону ненужные.
Вот список волонтёров-эмигрантов. Не нужен, копия у меня есть.
Вот какие-то бумаги с расчётами. Вероятно, пояснения для англичан, куда и как расходовались полученные Комитетом деньги. Интересно будет ознакомиться, но не сейчас.
Вот тексты прокламаций, сочинённые пламенным публицистом Кремповецким. Это уж точно ни к чему.
А вот это… да, именно эти документы мне нужны, как воздух. Я знал, что они существуют, не могут не существовать, — и вот они в моих руках, дрожащих от радости и нетерпения.
Перечень географических точек на галицийской и прусской границах, через которые отряды волонтёров должны просочиться на территорию Царства Польского. И здесь же планируемые места их дислокации с разбивкой по воеводствам и уездам.
Список шляхетских усадеб, где повстанцев ждёт оружие и продовольствие, а при необходимости также лечение и отдых. Опять же с разбивкой по воеводствам и уездам.
И вот — самое главное. То, что я про себя называю планом Гилмора. Второе дно восстания.
По мысли англичанина, в армию вторжения должны войти не только и, быть может, не столько поляки-эмигранты, сколько революционные элементы — карбонарии [33] из Франции, Италии, Пруссии, Бельгии. В последние годы в Европе от них не продохнуть. Они многочисленны и прекрасно организованы. Перемещаясь из страны в страну, карбонарии с оружием в руках борются с тиранами в лице императоров и королей.
По команде Гилмора Комитет установил связи с крупнейшими европейскими тайными организациями. Сейчас их вожди съехались в Париж, чтобы получить инструкции и деньги для вторжения в Царство Польское. Эти люди опасны, намного опаснее рядовых волонтёров-поляков. Суровые, непреклонные в своей борьбе с деспотизмом, готовые умереть за идеи свободы и равенства, они достойные преемники якобинцев. А тех боялась вся Европа.
За каждым из вожаков стоят сотни революционных фанатиков. Не все, разумеется, по разным причинам доберутся до Царства. Но всё равно, вот это — армия. Армия опасная и эффективная. И своей боеспособностью она даст волонтёрским отрядам сто очков вперёд. В сущности, англичане хотят натравить на Россию всё европейское революционное подполье. И без пяти минут своего добились.
Но сейчас в моих руках список нанятых тайных организаций с поимённым указанием собравшихся вождей, да ещё с пояснением, сколько бойцов каждый готов поставить. И что важно — помечено, кто где остановился в Париже. Хвала скрупулёзности Зыха! Уверен, что мсье Андре её оценит. С этим списком работать ему. Если уж в столице собрались революционеры, угрожающие франко-российским отношениям, а может, и персонально Луи-Филиппу как одному из европейских монархов, грех полиции не воспользоваться таким случаем, не прихлопнуть всех разом…
Взвешиваю на ладони бесценные бумаги. (Зых следит за мной диким взглядом.) Вот они, сведения, необходимые и достаточные, чтобы задавить восстание в зародыше. Чтобы упреждающими ударами уничтожить вооружённое вторжение, грозящее взорвать
