— Никто не нападал на меня, Антипатр. Я просто… упал. — Я был слишком огорчен, чтобы признаться, что пытался взобраться на стену храма.
— У парня, должно быть, падучая болезнь. Обычная у римлян, — сказал один из гостей, вздернув нос. Это, казалось, удовлетворило остальных, которые пошушукались и разошлись.
Антипатр наморщил лоб: — Что на самом деле произошло с тобой, Гордиан?
Мушезиб тоже остался. Я не видел причин лгать им обоим правду. — Мне было любопытно. Я хотел взглянуть на старый храм Иштар, поэтому взобрался на вершину стены…
— Я догадался об этом! — сказал Антипатр. Он нахмурился, затем поднял бровь. — А что еще? Что ты видел?
— Руины… одни только руины. А также…
— Продолжай, — сказал Антипатр. Он и Мушезиб наклонились ближе.
— Я видел лемура, — прошептал я. — Во дворе храма. Она подошла ко мне…
Мушезиб фыркнул; — Гордиан, ты не видел никакого лемура.
— Почему вы так считаете?
— Молодой человек с сильным воображением, один в темноте в незнакомом городе, смотрит на разрушенный двор, в котором, как ему сказали, обитают лемуры — нетрудно понять, как ты пришел к мысли, что видел такое.
— Я доверяю своим собственным глазам, — раздраженно сказал я. Моя голова начала раскалываться. — Вы не верите, что лемуры существуют?
— Нет, — заявил астролог. — Механизмы звезд, управляющие всеми человеческими действиями, не позволяют мертвым оставаться среди живых. Это невозможно с научной точки зрения.
— Ах, здесь мы видим, где халдейское созерцание звезд вступает в противоречие с греческой религией, не говоря уже о здравом смысле, — сказал Антипатр, всегда готовый почувствовать себя педагогом, даже когда его молодой ученик едва пришел в сознание после опасного падения. — Как они властвуют над живыми, так и боги властвуют над мертвыми…
— Если кто-то верит в этих богов, — сказал Мушезиб.
— Вы, астрологи, вместо этого поклоняетесь звездам! — Антипатр воздел руки.
— Мы не поклоняемся звездам, — спокойно сказал Мушезиб. — Мы изучаем их. В отличие от ваших так называемых богов, огромным взаимосвязанным механизмам небесного свода все равно, взывают ли к ним смертные или нет. Они не наблюдают за нами и не интересуются нашим поведением; их действие совершенно безличны, поскольку они направляют свои лучи невидимой силы на землю. Точно так же, как небесные тела контролируют приливы и времена года, они контролируют судьбы человечества и отдельных людей. Боги, если они существуют, могут быть могущественнее людей, но и ими управляют симпатии и антипатии звезд в соединении…
— Какая чепуха! — заявил Антипатр. — И вы называете это наукой?
Мушезиб глубоко вздохнул: — Давай не будем говорить о вещах, по которым наши мнения столь расходятся. Лучше позаботимся о твоем юном друге. Тебе лучше, Гордиан?
— Мне бы стало лучше, если бы вы оба перестали ссориться.
Мушезиб улыбнулся: — Ради тебя, Гордиан, мы сменим тему. Он взглянул на трактирщика, который обслуживал других гостей, и понизил голос. — Что бы ты ни видел или не слышал, хорошо, что ты успокоил страхи других постояльцев… я имею в виду разговоры о присутствие на улицах грабителей. Наш бедный хозяин должен ненавидеть все эти разговоры о грабителях и лемурах, если уж на то пошло. Он сказал мне, что ведет переговоры о покупке пустующего здания по соседству. К этому времени в следующем году он надеется расширить свое предприятие, чтобы задействовать оба здания.
Антипатр оглядел горстку гостей в комнате: — Кажется, там едва ли найдется достаточно обычаев, чтобы заполнить это место, не говоря уже о гостинице вдвое больше.
— Наш хозяин оптимист, — пожал плечами Мушезиб. — Думаю, чтобы жить в Вавилоне, нужно быть оптимистом,
* * *
В ту ночь я спал беспокойно, меня тревожили страшные сны. В какой-то момент я проснулся и обнаружил, что лежу весь в поту. Мне показалось, что я услышал отдаленный крик, но не крик лемура, а крик человека. Я решил, что этот звук, должно быть, был частью моего кошмара. Я закрыл глаза и крепко уснул, пока первый проблеск дневного света из окна не разбудил меня.
Когда мы с Антипатром спустились по лестнице, то обнаружили, что гостиная совершенно пуста, за исключением Дария, ожидавшего нашего появления. Он бросился к нам, его глаза расширились от волнения.
— Идите посмотрите, идите посмотрите! — сказал он.
— В чем дело? — спросилл Антипатр.
— Вы должны убедиться сами. Что-то ужасное — в разрушенном храме Иштар!
Мы последовали за ним. На улице собралась значительная толпа. Ворота в стене были широко распахнуты. Люди по очереди заглядывали внутрь, но никто не решался войти во двор.
— На что они все смотрят? — пробормотал Антипатр. Он проложил себе путь к передней части толпы. Я последовал за ним, но Дарий отступил.
— О, Боже! — прошептал Антипатр, заглянув в ворота. Он отошел в сторону, чтобы тоже посмотреть.
В утреннем свете двор не казался таким устрашающим, как прошлой ночью, но все же это было мрачное место, с бурьяном среди разбитой брусчатки и уродливой красновато-коричневой стеной, вырисовывающейся за ним. Я яснее разглядел каменное кресло, которые видел прошлой ночью, теперь уже пустое, а затем увидел тело на ступенях храма.
Лицо мужчины было отвернуто, шея вывернута под странным углом, но он был одет в знакомую синюю мантию, расшитую желтыми звездами, на ногах туфли со спиральными носками. Его шляпа в форме зиккурата свалилась с его головы и валялась рядом с ним на верхней ступеньке.
— Это Мушезиб? — прошептал я.
— Возможно, это другой астролог, — сказал Антипатр. Он повернулся к толпе позади нас. — Мушезиб здесь? Кто-нибудь видел сегодня утром Мушезиба?
Люди качали головами и роптали.
Я должен был кое в чем разобраться, поэтому прошел через ворота и пересек двор. Позади меня я услышал вздохи и окрики остальных, включая Дария, который кричал: — Нет, нет, нет, юный римлянин! Вернись!
Я поднялся по ступенькам. Тело лежало грудью вниз, руки были скрещены под ним. Я посмотрел вниз и увидел в профиль лицо Мушезиба. Его глаза были широко открыты. Его зубы были оскалены в гримасе. Судя по тому, как была согнута его шея, не могло быть сомнений, что она сломана. Я опустилась на колени и взмахнул рукой, чтобы разогнать мух, собравшихся на его губах и ресницах.
Блеск отраженного солнечного света привлек мое внимание. Он исходил от чего-то внутри его упавшей шляпы, которая лежала рядом. Я протянул руку и нашел внутри кусочек глазурованной плитки размером не больше моей ладони. К краям прилипли кусочки раствора, но в остальном он был в идеальном состоянии; глазурь была темно-синяя, почти черная. «Мушезиб, должно быть, захватил его из зиккурата накануне, отломив от одной из стен, — подумал я. — Что сказал Дарий? Все так делают, включая безбожных астрологов, по-видимому, хотя Мушезиб скрывал, что взял сувенир, если счел нужным спрятать его под шляпой».
Подняв голову, я увидел нависшее надо мной изображение Иштар. Выгравированное барельефом на большой панели из обожженной глины, встроенной в переднюю стену храма, изображение не было видно мне прошлой ночью. Могла ли это действительно быть Венера глазами вавилонян? Она была совершенно нагая, с пышными бедрами и огромной грудью, но богиня показалась мне скорее устрашающей, чем соблазнительной, со странной конической шапкой на голове, огромными крыльями, сложенными за спиной, и ногами, оканчивающимися когтями, как у гигантской птицы. Она стояла на двух львах, схватив их своими когтями, а по обеим сторонам сидели огромные совы, уставившиеся на нее.
Я услышал позади себя женский голос, отдававший, должно быть, команду, хотя языка я не понимал. Я обернулся и увидел, что во двор вошли другие священнослужители, судя по их складчатым льняным одеждам и экзотическим головным уборам. Их возглавляла женщина, пережившая свою первую молодость, но все еще потрясающе красивая. Это ее голос я услышал. При ее виде у меня отвисла челюсть, потому что она была точь-в-точь похожа на Иштар, в той же конической шапке, в золотой накидке, напоминающей сложенные крылья, и в высоких туфлях, которые напоминали когти и придавали ей своеобразную походку. Сначала, моргая от изумления, я подумал, что она так же обнажена, как и статуя богини, но затем солнечный свет скользнул по ее тонкому, почти прозрачному платью, едва прикрывавшему грудь и заканчивавшемуся чуть выше бедер. Ее руки, скрещенные на груди, больше скрывало ее грудь, чем платье. В одной руке она держала церемониальный посох из слоновой кости, а в другой — кнут.
