припасов, без которых солдату не выжить.
В Министерстве доходов царила та же неразбериха. Реквизиции хлынули рекой, а еще расписки, требования возместить убытки, и все это — срочно на подпись! Баосян день за днем просиживал на своей подушке, злой, как демон: шлепаешь печать на документы, а над душой стоит очередной чей-нибудь ставленник, готовый выхватить бумагу и умчаться с ней дальше по инстанциям.
В сердце хаоса зрела возможность. Баосян ее чувствовал, точно прикосновение акупунктурной иглы к больному месту: еще не боль, еще не облегчение, но вот-вот наступит и то и другое.
Когда Баосян неловко протиснулся в кабинет, Министр улыбнулся ему скорбной улыбкой, выглянув из-за огромной горы бумаг. Он тоже сидел на подушечке. На столе дымился лечебный (и вонючий) чай. Даже пяти ударов хватит, чтобы неделями напоминать человеку о том, что плоть слаба.
— Домой, Заместитель Министра?
Вид избитого старика пробудил в нем неудобное воспоминание об определенном чувстве, мягким облаком расцветающем под действием Сейханова снадобья. Но тогда он был не в себе, а теперь снова стал собой, острым, как кухонный нож. Секундное дело — отрезать это ложное чувство и дать мраку затопить оставшуюся после него пустоту.
Баосян вяло тронул стопку бухгалтерских книг. Ее размеры воистину поражали воображение.
— Совсем вас работой завалили, Министр. Нужен помощник.
— Хорошо бы, но есть указание — только Министр, собственоручно! — Старик вздохнул. — К сожалению, рук мне не хватает. И часов в сутках.
— Устав не берет во внимание, что соблюдать его приходится простым смертным. Если вы загоните себя непосильной работой, дело станет только хуже, — заметил Баосян.
И отчетливо ощутил: сейчас! момент настал! Доверие Министра завоевано, он стал незаменим, все идет как надо. Чернильный океан затопил его изнутри, места для сомнений не осталось.
— Позвольте мне помочь вам. Буду проставлять печати. Поработаю ночью, утром верну все на место, никто и не узнает.
Министр снова вздохнул.
— Ты прав.
Он хозяйским движением накрыл ладонью резную шкатулку из древесины павловнии, подумал и протянул ее Баосяну.
Внутри, в бархатном гнезде, пряталась министерская печать. Ручка отполирована прикосновениями, в слоновую кость поверхности въелась киноварь. Знак высшей власти в финансовых вопросах Великой Юани. Министр не имел права передавать ее в чужие руки, как никто не имел права ею пользоваться под страхом смерти. Министр слегка улыбнулся:
— Только не потеряй.
Баосян захлопнул крышку. Но стоило ему поднять взгляд, и слова заверения замерли у него в горле. За спиной Министра, в тени, стояла девушка. Черные глаза слепо взирали на него сквозь водопад спутанных волос. На щеках больше не было милых ямочек.
Уехала в деревню заботиться о родителях.
Баосян понял, что сам себя в этом убедил. Не хотел верить в очевидное. Узнав о любовных предпочтениях Баосяна — или, по крайней мере, узнав то, что он ей поведал, — смешливая служаночка заодно узнала слишком много о Третьем Принце. Конечно, Госпожа Ки убила ее.
Баосян хотел обезопасить ее своим отказом, а вместо этого погубил. Ему вспомнились слепая девушка без языка и ее близняшка. Сколько смертей. Сколько призраков. И сколько еще впереди.
— Ван Баосян? — Министр встревоженно смотрел на него.
Побелевшие от напряжения пальцы Баосяна, сжимавшие шкатулку, разжались.
— Не потеряю, — пообещал он. — Я знаю, насколько важна печать.
Под стенами Пинцзяна
— А сколько разговоров было о Пинцзяне, мол, жемчужина из жемчужин! — сказала Чжу. — Никогда еще не видела города, настолько похожего на кусок дерьма.
Озаренные оранжевым светом факелов, каменные стены столицы Мадам Чжан были все в потеках свеженалипшей озерной грязи. Связки рыболовных сетей, свисающих со стенных зубцов, придавали городу вид фруктового дерева, обмотанного сетками, чтобы отпугивать летучих мышей.
— Грязь и сети нужны, чтобы распределить силу удара метательного снаряда по всей постройке, так меньше ущерб для каменной кладки, — менторским тоном ответил ей сзади Цзяо с лошади. — Стены с каменной облицовкой, утрамбованной землей внутри и этими дополнительными приспособлениями очень устойчивы к обычным снарядам. Именно поэтому монголы используют зажигательные смеси.
— Используем, — холодно согласился Оюан.
Как только Чжу вернула ему право командовать войском, он снова превратился в надменного, неприступного генерала в темном панцире с зеркально сверкающей нагрудной пластиной. Кожаные крылья подшлемника, свисающие с обеих сторон, закрывали все, кроме светлого полумесяца лица, будто Оюан хотел целиком спрятаться в доспех. Но, подумала Чжу с волнением, я-то тебя видела.
Он снова забрался в свою раковину, однако она уже не могла видеть в нем ту таинственную грозную фигуру, которая однажды выросла перед ней на поле боя. Оюан был вроде нее. И рядом с ней.
Он продолжал:
— Еще можно взять местных жителей, согнать их к стенам, чтобы служили живым щитом, а потом заполнить рвы их телами. Надежный способ.
Чжу скривилась:
— А кем тогда править-то, если все во рву?
Ночные облака над городом слабо светились: это первая армия Чжу под предводительством Сюй Да приближалась к городу издалека, с восточного фланга, в то время как войско Оюана подходило с западного, ближнего.
За те несколько недель, что прошли с момента убийства генерала Чжана, Чжу с Оюаном совершили ряд совместных вылазок на территорию противника, взяли в клещи и захватили множество городов Мадам Чжан. Чжу хорошо понимала, как рискует, возвращая Оюану войско. Он на любом этапе мог развернуть армию и уйти, и помешать ему было бы крайне затруднительно. Однако теперь, после нескольких побед, она возликовала: когда они вместе, их не остановить.
Мадам Чжан, которой теперь было некуда отступать, бежала в Пинцзян и заперлась там, готовясь к осаде. Чжу знала, что ее противница надеется продержаться до прибытия Главного Советника Юани с южной стороны. Если тот явится и обнаружит, что исходная цель заперта в городе, а стены осаждают Чжу с Оюаном, с немалой долей вероятности атакуют сначала их, а Мадам Чжан оставят на потом.
Однако, с удовлетворением подумала Чжу, в чем сильна монгольская армия, так это в захвате наньжэньских городов. С помощью Оюана она возьмет Пинцзян намного раньше, чем Главный Советник объявится на юге.
— Или можно прокопать туннель, — рассуждал Оюан.
— Туннель рядом с озером? Не дурите.
В голосе Цзяо заметней обычного сквозило пренебрежение, знакомое Чжу даже слишком хорошо: так можно разговаривать с теми, кто ниже от природы. С недомужчиной. С тех пор как Цзяо раскрыл секрет Чжу, он не упускал случая словно бы невзначай продемонстрировать глубочайшее неуважение к ее способностям. У Чжу было чувство, что каждый раз, когда Цзяо оказывается неправ, он признает свою неправоту в виде исключения. Но
