взять слуховую трубку параллельного аппарата.
Реденс как раз спрашивал:
– А что с вещдоками?
– Есть полотнянки. На внутренней стороне подкладки его пиджака найдены зашифрованные списки. Мы начали расшифровку – и уже ясно, что это адреса явок, перечень паролей.
– Имена? Фамилии? – перебил его Станислав Францевич.
– Попадаются, пока что не всё расшифровали. Но уже ясно, что это сеть монархических организаций, в том числе и с террористическим уклоном.
Слышно было, как Реденс хмыкнул, ругнулся по-польски, а затем спросил:
– Ваше мнение?
– Да уж. Этот Стеценко на самом деле прибыл с целью организации подпольной работы против советской власти.
– Я не о нём, – связь была приличной и стало слышно, как Реденс листает какие-то бумаги. – С ним всё ясно. Как полагаете, эти его списки – не липа?
– Надо подождать полной расшифровки «полотнянок», и начнём проверку по местам. А что?
– Есть оперативная информация, что Стеценко позволили сдать несколько фамилий агентов. Часть – тех, кому «высшие» уже не доверяют, незначительных типов, а часть – якобы из их политических конкурентов. Например, людей «Царя Дионисия». Прошерстите по вашему региону. Но без крайностей: там наверняка есть не только реальные враги, но и просто дурачьё, и те, кто давно уже жалеют, что связались в своё время с белыми.
Смирнов почему-то выразительно посмотрел на меня, а потом сказал в трубку:
– Понятно. Я вот что хочу спросить, Станислав Францевич: а чего мы вообще с этой гадиной возимся? Уже всего десять раз хватает, чтобы его расстрелять, выкопать и ещё раз расстрелять.
– Как минимум. – По интонации и лёгкому смешку было понятно, что Реденсу понравилось образное выражение в общем-то немногословного Смирнова. – Да вот надо, чтобы он во всех своих заданиях и происках сознался и повторил всё на суде, громко и чётко, без запинки и принуждения.
– Так его ещё и судить будут? – Смирнов не смог скрыть изумления.
– Непременно. Со всеми церемониями и прессой.
Я представил себе, с каким выражением Станислав Францевич это произносит, и невольно улыбнулся.
А Реденс продолжил:
– Если получится – так не только с нашей прессой, пригласим господ, месье и майне геррен. Чтобы все знали, что мы врагов не выдумываем и не казним просто по анкетным данным и классовому происхождению.
Нина сообщила телеграммой, когда и куда – в Ялту, а не в Севастополь, – прибывает её пароход из Батума. И закончила вопросом: «Встретишь»?
Я не стал распространяться по телеграфу, что непременно встречу, что мы вместе поедем в Симферополь, оформить наши отношения и выездные документы. И что уже знаю, по нашим каналам, не только то, что сэр Уильям Бенджамин с супругой убывают в Лондон в порядке ротации дипломатов, но и, когда произойдёт их отъезд. Ограничился только совсем короткой телеграммой: «Жду».
Но ждал, естественно, не в Ялтинском морвокзале, а две недели провёл с пользой для дела и для себя в Симферополе, Харькове, Москве и в Петрограде.
В Симферополе помимо предварительного оформления документов побывал в кабинете товарища Стаха.
Смирнов конечно же подробно доложил ему о показаниях Стеценко по моему поводу, даже приложил копию протокола. Реденс, естественно, вовсе не заподозрил меня в работе на английскую разведку, но попытался выяснить, почему моя фамилия фигурировала в Константинопольской резидентуре.
В том, что Стеценко не выдумал всё от начала и до конца, Станислав Францевич – и я, кстати, – не сомневались. Чин и фамилию, и факт моей службы в штабе Деникина можно было вспомнить, когда мы встретились на пароходе, но нельзя было выдумать. И врать о том, что меня упоминали в резиденции Симмонса, тоже не стоило, поскольку экс-капитан просто не знал, не по чекистскому ли заданию я засветился там.
Реденса интересовало другое: откуда началась утечка информации о моих связях с контрреволюционным зарубежьем и здешним подпольем?
Пришлось объяснить, что сначала Нина Лаврова, передавая пакет, на вопрос Лауры Кахаберидзе, кто порекомендовал обратиться к ней, назвала мою фамилию.
– Лаура? Это которая княжна при Петерсене? – переспросил товарищ Стах.
– Да, та самая. Имел удовольствие пообщаться.
– Это сейчас? В Батуме?
О почти всех деталях поездки я докладывал на Лубянке, а что было ими сообщено в Симферополь, не знал. Поэтому пояснил:
– Разговаривал с нею в Батуме, живописал ей обстоятельства нашей давней «встречи на балу», а потом имел беседу и непосредственно с агентом британской разведки. Вот «Яновский» и зазвучал. Но правильно зазвучал, как я теперь понимаю.
– Ваши шпионские штучки… – недовольно пробурчал Реденс. – Ты, кстати, с княжною ещё раз не хочешь пообщаться?
– Как? Мне сейчас надо в Харьков, потом в Москву и в Петроград, в Радиоинститут, и времени-то всего две недели.
– Так Петерсен с нею прямо сюда и прибывают. Правда, не через две недели, через три – вот, пришла ориентировка.
– Нет, никак невозможно. Надеюсь к тому времени оказаться за три моря отсюда. Вы же знаете.
– Ладно, а что с теми, кого назвал Стеценко? Яковлев, Стасюк?
– Стеценко, я уверен, «сдал» Яковлева с ведома и разрешения ВМС.
Реденс кивнул, подтверждая, и я продолжил:
– Яковлев контра, это понятно, и связи его наши севастопольцы вычисляют, но ещё – пьяница и марафетчик, в быту безалаберный, так что константинопольские монархисты наверняка решили избавиться от типа, позорящего «святое дело». Зиновий Стасюк? Инженер Индо-Европейской телеграфной компании? Сомневаюсь. Стеценко с ним познакомился только на пароходе из Константинополя и уж никак не мог вычислить его связи с разведслужбами. Но проверить этого Зиновия обязательно надо.
– Случайное знакомство? – переспросил Станислав Францевич. – Ты-то откуда знаешь?
– Так я за четверть часа до того предложил Стасюку перекинуться в карты. Стеценко это видел и слышал, а он – заядлый картежник и устоять против соблазна сыграть партейку в скучном путешествии не мог. За префом познакомились и разговорились – но больше так, мужской трёп за ломберным столом. Ни слова, ни намёка на какие-то конспиративные дела.
– Приманил, значит, ты Стеценку к себе поближе, – хмыкнул Реденс. – А зачем?
– Чтобы удобнее приглядывать. И поддерживал впечатление, что знать его не знаю.
– Наши феодосийские товарищи докладывают, – неожиданно поменял тему товарищ Стах, – что со станцией Индо-Европейского телеграфа и с этим Стасюком – он там на ней начальник, – не всё чисто.
– Возможно. Место уж очень интересное.
Реденс кивнул и сказал, завершая разговор:
– Дело политическое. Подождём, когда доложат, что всё с ним нечисто. А эту дивную парочку, Стеценку с Канторовичем, отправим пока в Харьков. Под столичный присмотр. Пусть поработает. И возьмём, когда подаст повод.
В Харькове, в республиканском аппарате, где уже вовсю шумели о грядущих
