class="p1">С Ниной мы встретились в Лондоне и уже не расставались.
Суд над Михаилом Лукичом Стеценко, 1890 года рождения, уроженцем Мелитополя Таврической губернии, капитаном царской, Деникинской и Врангелевской армий, проходил в Харькове в открытом режиме и с приглашением прессы, в том числе иностранной.
Однако же за рубежом дело не вызвало большого резонанса; вместо ожидаемого шквала репортажей о расправе большевиков над оклеветанным реэмигрантом, поверившим обещаниям Совдепии, появились только лаконичные сообщения в судебной хронике.
Возможно, это объяснялось тем, что все доказательства были многочисленными и бесспорно убедительными, и Михаил Стеценко признал и подтвердил не только все обвинения, но самым настоятельным образом ещё и своё сотрудничество с английской и французской разведкой. А раскрытие работниками ВЧК-ОГПУ планов европейских спецслужб по организации шпионской и террористической сети на территории Советов не добавляло очков ни МИ-6, ни Сюрте – и это наверняка было учтено при подготовке публикаций.
В советских центральных газетах процесс, напротив, освещался широко. В частности, «Известия» разместили подробный отчёт с подробным изложением основных пунктов приговора:
«Михаил Стеценко признан виновным в том, что состоя в армии Врангеля, занимал ряд ответственных должностей по контрразведке и политическому розыску в течение 1919–1920 гг. и на этих должностях Стеценко “вёл активную борьбу с революционным движением”, в результате чего были многочисленные жертвы из рабочего класса и коммунистической партии. По собственному признанию, сделанному Стеценко в суде, число этих жертв достигает 700 человек. В частности, на Стеценко было возложено главное руководство в подавлении рабочего восстания, имевшего место в Керчи 22 мая 1919 г., каковое руководство до конца им было не доведено лишь вследствие ранений, нанесенных ему повстанцами. При этом был применен взрыв выхода из каменоломен, в которых засели повстанцы.
После эвакуации армии Врангеля в Константинополь Стеценко продолжал работу на службе у англичан и французов и был при этом активным членом монархической организации, ставившей целью подпольную разведку в СССР.
По поручению этих же иностранных и монархических разведок Стеценко выехал в СССР с заданием обмануть доверие советской власти, занять видное место в советском аппарате и организовать сеть ударных монархических ячеек в целях разведки и целях подготовки вооруженного восстания для свержения советской власти. По прибытии в СССР Стеценко был арестован. Имея разрешение от английской контрразведки и монархического Совета он, вернувшись в Россию, с целью завоевать доверие сотрудников госбезопасности, выдал своих незначительных сотрудников по работе в Крыму. При аресте при нем находились “полотнянки” с целым рядом явок, паролей и письменных заданий.
Помимо показаний Стеценко его вина в контрреволюционных преступлениях доказана показаниями свидетелей, а также перепиской Стеценко с белыми офицерами-эмигрантами, представлена разработка его плана контрреволюционной работы».
Спустя некоторое время в советской печати появилось краткое сообщение: «Постановлением малого Президиума ВЦИК от 10 мая 1924 года в помиловании осужденному Стеценко Михаилу Лукичу отказано. Приговор приведен в исполнение 23 мая 1924 года».
И только харьковская городская газета ещё раз подробно напомнила читателям о ходе процесса. Обозреватель явно получил доступ к судебным материалам. В конце статьи он даже процитировал последнее слово обвиняемого.
Вот что произнес «капитан царской, Деникинской и Врангелевской армий», подводя итоги своей непростой жизни и бурной деятельности: «По всем предъявленным статьям я сознался и виновным себя во всем признаю. Сознаюсь, что мои преступления огромны, и едва ли есть и существует большее преступление. Я знаю, что за мои преступления я заслужил смертную казнь. В оправдание могу лишь сказать, что я всю свою жизнь воспитывался в правой среде, и такая среда смотрела на революцию, как на преступление. Я отдался всеми силами борьбе с революцией. Я один из первых борцов белых армий. Я идейно боролся против Соввласти и за границей. А оттуда же я для продолжения борьбы ехал в Совроссию. Но сидя в Допре, я проанализировал все свои поступки и пришёл к заключению, что мы совершали преступления против Родины. Я понял, что власть Советов зиждется на доверии народа. Если бы этой поддержки народа не было, она бы не вышла победительницей от внутреннего разорения и блокады других стран. Я не прошу помилования, так как я заслужил смертную казнь. Одно лишь прошу, чтобы вы, вынося приговор, не считали меня изменником родине».
Репортер, присутствовавший на суде, отметил, что Стеценко сохранял самообладание и на смягчение своей участи особенно не надеялся. Больше всего подсудимый был потрясён тем, что его выдали большевикам именно соратники-монархисты. Узнав об этом, он значительно ослабил свою защиту, сознался в многочисленных преступлениях и, по словам самого Михаила Стеценко, «коренным образом изменил свои взгляды на жизнь». После суда и вынесения приговора – уже недолгую.
Леди Энн-Элизабет сдержала все свои обещания, что в общем-то неудивительно для рыцарственной дамы. Ещё пребывая в статусе советского специалиста, направленного на стажировку в Великобританию, я оказался в лаборатории или, лучше сказать, исследовательском центре Уотсона-Уотта. Именно там, куда я стремился попасть, уловив ещё дома, на родине, по нескольким публикациям в специализированных журналах, что там – полагая это развитием способа локации грозовых разрядов, – нашли схемное решение и создают аппаратуру вывода сигналов на экран.
Ещё больше леди Энн-Элизабет сделала для Нины в те считанные годы, пока её скоротечная болезнь не оставила сэра Уильяма Бенджамина вдовцом. Мало где в мире так много, как в Англии, значат личные контакты в кругу высшей аристократии, тем более – рекомендации, данные в правильное время именно тем, кому следует. Меньше, чем через год после принятия британского подданства, Нина – уже миссис Янофски, – стала переводчицей, затем референт-переводчицей Русской службы Министерства иностранных дел Великобритании. То, что она переводила из советских публикаций и радиосообщений, конечно же не содержало ничего нового для наших. Но вот направление интересов британского МИД – содержало.
Работы в первоклассной лаборатории Роберта Уотсона-Уотта (он весьма гордился, что является прямым потомком знаменитого изобретателя паровой машины) продвигались успешно.
Правда, поначалу Роберта Арнольда больше увлекала идея отслеживания атмосферных разрядов, но это в известной мере тоже принесло хороший результат. Меньше чем за пять лет, в 1927 году, в лаборатории – конечно же под его руководством (то есть как бы лично им, разве станет именитый учёный упоминать рядовых своих сотрудников, тем паче иммигранта из России?) была создана система слежения с использованием направленных вращающихся антенн, сигналы с которых подавались на осциллограф.
По сути, это было прообразом радиопеленга, ведь отражённый сигнал от самолёта принципиально ничем не отличался от сигнала от атмосферного разряда. Для локации
