которой они как раз дошли. Невесть откуда здесь появилась толстая решетка, перегородившая входное отверстие. На петлях висел новенький замок.
Эльза просунула руку со светильником сквозь решетку и тоже ахнула. Фонарь осветил небольшое пространство кельи целиком. И женщины увидели, что к одному из намертво вделанных в каменную стену колец теперь прикреплена цепь. Совершенно новая, как и решетка — она блестела свежей ковкой темного железа. Цепь была очень толстой, такая легко удержит и медведя. Но ошейник на ее конце на медвежью шею никак не налез бы. А чуть в стороне лежали еще две цепи, почти такие же толстые. То были ручные и ножные кандалы.
— Что это значит, Ингеборг!? — с ужасом прошептала герцогиня. — Прежде этого здесь не было...
— Да и откуда бы могло взяться? — так же тихо ответила служанка. — Железо новешенькое, будто вчера ковали. Не преступников же сюда собрались привозить! А если бы и преступников, то к чему такая тайна?
— У нас в замке давно не было тюрьмы, — растерянно проговорила Эльза. — Для того хватает других мест. Я ничего не понимаю.
— Идемте, посмотрим, что здесь еще появилось! — позвала кормилица. — Для тех здоровенных мешков, которые сюда везли, железа пока что маловато. Может статься, мы тут еще и не такие диковины увидим!
Однако вторая келья оказалась пуста и так же запущенна, как прежде. Не задерживаясь возле нее, женщины прошли до конца коридора.
— Вверх или вниз? — спросила Ингеборг.
— Сперва вверх.
Спуск по узкой и крутой каменной лестнице отчего-то казался сейчас Эльзе страшным, и она решила оттянуть тот момент, когда придется спускаться.
На первой площадке башни не обнаружилось ничего особенного. Правда, теперь там стояли деревянные лари, в каких обычно хранят оружие, и валялось несколько свернутых тюфяков. Скорее всего здесь оборудовали помещение для стражи. На двух верхних площадках вообще ничего не было. Там, где прежде пажи держали клетки для голубей, сейчас на деревянных стропилах сидели и мирно ворковали лишь несколько птиц.
— Теперь спускаемся! — скомандовала Эльза. — Скорее всего эти помещения освободили только для того, чтобы никто не мешал Парсифалю и его людям. Не знаю, как тебе, Ингеборг, но мне отчего-то жутко идти в подвал!
— Признаюсь, фру Эльза, мне тоже. Однако выхода-то у нас нет: поглядеть все равно надо.
Лестница была очень крута, и женщинам пришлось высоко поднять подолы, чтобы невзначай не наступить на них. В башне, несмотря на летнее время, казалось прохладно, а из подвала тянуло настоящим холодом, будто там хранили лед. Ингеборг была обута в деревянные башмаки, подошвы которых она подклеила войлоком — чтобы не стучали. Такая обувь, по крайней мере, защищала ее ступни от прикосновения к ледяным, влажным ступеням. Но на ногах у Эльзы были мягкие кожаные чулки без твердой подошвы [58], и холод пробирал ее до костей. Она сжимала зубы, чтобы не стучать ими — тем более что вместе с холодом в ее душу все глубже входил страх. В какой-то момент она ощутила желание повернуться и что есть духу кинуться назад. Не будь с нею кормилицы, герцогиня именно так бы и поступила...
Лестница кончилась. Фонарь, в котором огонек свечи дрожал и метался, будто бы тоже испытывая ужас, выхватил из темноты часть широкого пространства.
Эльзу поразила вдруг окружившая ее чернота. Словно серый камень стен и пола внезапно покрылся густым слоем копоти. Потом герцогиня различила странные отблески и поняла, что и пол и стены сплошь затянуты плотным черным шелком. К полу он, возможно, был приклеен: плотная ткань не собиралась складками под ногами, но лежала ровно, похожая на застывшую воду омута. По сводчатому потолку тянулись складки, переходя в сборчатые занавеси, опускавшиеся по стенам. Черноту нарушала алая краска огромного рисунка, нанесенного по шелку в самой середине пола.
Эльза осветила его фонарем.
— О, Боже! — прошептала кормилица. — Да что же это такое?
Рисунок представлял собой громадную звезду с пятью острыми лучами и кругом, начертанным в центре, по точкам пересечения линий, образующих эти лучи. Посредине круга, в свою очередь, поблескивал какой-то предмет. То была небольшая чаша — также пятиугольной формы, пустая, но покрытая внутри жирной копотью, будто в ней постоянно что-то жгли.
Остальное пространство большого подвала поглощала темнота, особенно густая оттого, что стены с другой стороны, очевидно, тоже были затянуты черным. Во мраке удалось, правда, различить смутные очертания чего-то громоздкого, находившегося там, куда указывал острый луч звезды, противоположный входу. Там тоже что-то поблескивало, ловя тусклые лучи фонаря.
Нужно было подойти ближе, но ни Эльзе, ни Ингеборг отчего-то очень не хотелось наступать на рисунок: у той и у другой возникло абсурдное, но неотвязное ощущение, что в эту звезду можно провалиться, как в гибельную черноту болота.
Вдруг кормилица, обернувшись, заметила укрепленный на стене факел.
— Ну-ка дайте! — проговорила она. И, взяв из дрогнувшей руки Эльзы фонарь, вытащила оттуда свечку и поднесла к смоляной головке.
Факел вспыхнул, разом осветив все помещение. И обе женщины в ужасе ахнули.
Перед ними, за начертанной на полу багровой звездой, находилось возвышение, представляющее некое подобие алтаря. Алтарь этот был сложен из гладких черных камней и украшен накладными металлическими звездами, каждая тоже с пятью лучами. Звезды располагались с переднего торца тремя рядами, по шесть в каждом ряду. А над этим прямоугольником поднимался, доставая почти до свода, громадный крест, выкованный из темного железа. Крест, перевернутый перекладиной вниз...
— Они тут... — наконец выдавила Ингеборг, пытаясь прийти в себя. — Да они тут, выходит, сатане молятся! Либо собираются молиться... Ну, слыхала я про тамплиеров всякое, но чтоб такое!..
— А цепь-то с ошейником к чему? — слабым голосом спросила герцогиня. — Она... оно с этим как-нибудь связано?
В ее голосе прозвучала надежда. Эльза надеялась, что два их жутких открытия все-таки могут не иметь прямой связи. Но она не хуже, чем
