Он бросил быстрый взгляд на Джеральдину, которая осторожно промокнула губы, хотя почти не ела ни тушенную в масле куропатку, ни карпа с корицей и сливами. Жена пожала плечами, словно спрашивая: «Зачем ты смотришь на меня? Все это меня не касается».
Платье, которое было на ней, он заказывал у портного, обшивавшего и Анну Болейн. Светло-голубое, с очень сложной серебряной вышивкой. Роберт любил, когда Джеральдина надевала этот цвет. Она была его королевой из голубого льда. То, что он не мог завоевать ее сердце, терзало его без меры, но он утешался тем, что это не дано и никому другому. Джеральдина была неприступной. Все искушения придворной жизни, из-за которых попадали в водоворот и мужчины, и женщины, оставляли его ледяную принцессу равнодушной.
Она повернулась к тарелке со сладостями, придирчиво осмотрев, повертела в руках сахарную розу и положила ее на место.
— Сожалею, мой граф, — ответил посланник. — Король просил передать, что дело не терпит отлагательства.
У Роберта вспотели ладошки. К этому следовало быть готовым. Тот, кому удавалось завоевать расположение короля, быстро падал и в бездонную пропасть. То, что поразительная Анна Болейн вела своего Генриха на поводке, словно прирученную обезьянку, не означало, что в Англии перестали преследовать еретиков. Человек, полагавший, что может запросто предугадать поведение Генриха Тюдора, совершал опасную для жизни ошибку.
Да, король хотел покончить с докучливой опекой со стороны Папы, но вместе с тем он приказал прилюдно сжечь Новый Завет Тиндейла перед собором Святого Павла. Крик, поднявшийся из-за сожжения Священного Писания, его не волновал. Он мог прощать своей любовнице чтение запрещенных трактатов, но это еще не означало, что он простил своего потерпевшего неудачу смотрителя флота, который протащил в страну сердце движения ересиархов.
Роберт не обманывался: если откроется его роль в распространении Библии Тиндейла, его ждет кое-что похуже смерти: медленное жалкое умирание, унижение и боль. И ко всему прочему боль от осознания того, что он сделал то же самое с невинным человеком, человеком, которому был обязан сладостью и мимолетностью счастья в своей жизни.
Он неторопливо вышел из-за стола, велел слугам принести ему берет и шаубе. Он мог бы попытаться бежать. Были готовы люди и корабли, способные вывезти оказавшихся под угрозой ареста реформаторов в безопасные немецкие княжества, но он не мог смириться с мыслью о том, что придется оставить Джеральдину. Однажды он предпринял робкую попытку поговорить с ней об этом, но она оборвала его на полуслове.
— Меня в немецкую глушь ты не увезешь, Роберт, — заявила супруга. — Здесь, при дворе, у меня и так мало того, ради чего стоит жить, но там будет меньше, чем ничего.
«У тебя был бы я», — с горечью подумал он и представил себе, как она смеется.
— Король прислал вам карету, — между тем сообщил ему посланник.
«Что ж, хоть не лодку». — Роберт вздохнул. Значит, его не повезут по реке в Тауэрскую тюрьму. Год назад на Темзе кишмя кишели лодки, поскольку никто из лондонцев не хотел отказать себе в удовольствии увидеть, как ненавистного кардинала Уолси повезут в то место, где он будет отбывать свое наказание и претерпевать всяческие мучения. В конце концов король проявил милосердие и пощадил кардинала.
За эту мысль Роберт решил твердо держаться, пока королевская карета галопом мчалась сквозь ночь и непогоду Нет, в отличие от Уолси он не был советником короля в течение многих лет, однако оба они пережили славные времена. За те месяцы, на протяжении которых создавался справочник для кораблестроителей, монарх династии Тюдоров никому не уделял столько внимания, сколько ему, графу Рипонскому. Роберт заставит его поверить в то, что все это не конец, что будут еще корабли, появятся новые труды, а значит, воплотятся и мечты о морской империи.
Но как такое может быть? Он сам запечатал источник, скормив паразитам ясный ум, фонтанировавший идеями. «Ради Библии Тиндейла, — тысячи раз оправдывался он перед самим собой, — ради будущего Англии», — но ничего не помогало. Он украл у своей страны самый прекрасный талант из всех, что ему доводилось встречать, а самого себя лишил единственного человека, с которым хотел бы дружить.
Как он умер? «От полного истощения, — говорила Джеральдина, получившая известие. — От тифа и загноившейся раны в груди».
Три причины смерти? Может ли человек умереть тремя смертями, одна хуже другой? Роберт хотел любой ценой узнать, что произошло, но потом пожалел, что затеял расспросы.
Почти четыре года он получал вести от Энтони Флетчера из Клинка, всякий раз изыскивая тайные пути, и тексты с рисунками узника позволяли ему продолжать работу над их общей мечтой. В награду он посылал ему в темницу самое лучшее, лакомые кусочки, которые никогда бы не попробовал Флетчер, шерстяные одеяла и взятки, чтобы охранники не истязали его по окончании мучительных допросов, как часто бывало в темницах. Но ему все же пришлось умереть таким образом, нелегким и недостойным.
А если бы он сам сидел в Тауэре? Стал ли бы кто-нибудь посылать деньги стражникам, чтобы избавить его от мучений и унижения? В щель между занавесками Роберт глядел на проносившуюся мимо черную Темзу и вдруг почувствовал ужасный холод. У него не было никого. Ни сына, ни друга, только Джеральдина, которая, наверное, даже не заметила бы, если бы у нее отняли мужа.
Зато Роберт очень быстро осознал тяжесть потери, когда у него отняли Флетчера. Внезапно из Клинка перестали поступать ответы. Вся его напористость, намеки и обещания ничего не дали. Вскоре он столкнулся с трудностями в работе, поэтому нужно было как можно скорее выяснить причину молчания и устранить ее с пути. Поскольку он уже не доверял своему тогдашнему посреднику, он нанял другого, нидерландца по имени Давид, который сам подвергался преследованиям за лютеранство, — и тот служил ему до сих пор. Когда Давид прибыл в дом с известием, он застал только Джеральдину, о которой Роберт говорил ему, что он может полностью доверять ей. Позже жена встретила его в дверях — на его памяти это был один-единственный раз.
«Твой черный неназываемый мертв».
Роберт думал, что ничто не может огорчить его больше, чем то, что Джеральдина никак не могла забеременеть от него. Но это известие было подобно удару обухом по голове. Вплоть до того момента он убеждал себя, что однажды, когда его положение станет более прочным, он сможет вытащить Флетчера из тюрьмы. Однажды они продолжат с того, на чем остановились, и Флетчер поблагодарит его за то, что он поддерживал в нем мечту. Но теперь все пропало. Без посланий из темницы он не сможет выполнить капризные пожелания короля. Его звезда стала закатываться и, судя по всему, сегодня погаснет совсем.
