сам арбалет из-за спины достал. И говорит: «Езжай в деревню, скажи кавалеру».
Я ему говорю: «Нет, поехали со мной. Уедем». А он сказал: «Не даст он нам уйти, спеши к господину, а я спрошу у этого желтоглазого демона насчет своего берета». Так и сказал.
— Мальчишка! — не без гордости произнес Карл Брюнхвальд, рассказ монаха хоть и печалил его, но и радовал тоже, что сын бал так хладнокровен и смел. — Глупец!
Волков пока думал, как начинать поиски, и вдруг насторожился, спросил:
— Бертье, а отчего собаки примолкли?
— Сам не пойму, — удивлялся ротмистр. — Может, набегались да спать захотели.
Кавалер такой ответ совсем не устроил, он помолчал мгновение и сказал:
— Берите своих собак, Гаэтан, и пару людей, езжайте к тем холмам, может, собаки возьмут след зверя. Вы, Карл, с монахом поезжайте дальше по дороге, а вы, Рене, прошу вас спешиться с парой людей и поглядеть в кустах придорожных, тут же рядом. И покрикивайте. Может, он на крик отзовется.
Люди стали разъезжаться и, насколько это возможно, искать хоть что-нибудь в ночной темноте. От факелов в кустах проку немного, да и прогорали они слишком быстро. Кавалер был невесел. Он уже привязался к юноше. Он был именно такой, какой и нужен ему был. Всегда собран, тщателен, опрятен. За лошадьми и доспехом следил безукоризненно, хотя лошадей у Волкова было много. Конечно, не за всеми, он следил только за верховыми, обозные и остальные не его были делом. Но уж за своими он следил очень хорошо. А еще Максимилиан был единственным сыном Брюнхвальда, который его не предал и остался с отцом. Потеря такого человека была бы бедой большой. Конечно, ему нужно было прислушаться к рассказу Максимилиана о встрече с демоном. Может, даже и не посылать их в дорогу одних. Нужно самому было ехать. Но кто ж знал, что граф задержит их так долго и что не вернутся они с монахом засветло.
И тут крики раздались, кажется, радостны они были.
— Что там? — кричали солдаты из кустов.
— Нашли! — отвечали им люди с дороги.
— Живой?
— Передайте кавалеру, что нашелся его оруженосец, живой, — долетело до него из темноты.
И как-то сразу стало легче Волкову, отлегло от сердца, и за мальчишку он рад был, и за его отца.
У мальчишки был разбит затылок, все волосы в запекшейся крови.
Он был одет в отличную ламбрийскую кольчугу Волкова и великолепные ламбрийские наручи были на нем, в руке он держал грязный солдатский тесак. Кольчуга, да и наручи были ему великоваты. Они были на Волкова, но тем не менее, вид у юноши был боевой. Он был чумаз, бодр и, кажется, гордился своим приключением:
— Это меня конь подвел, — говорил он, трогая затылок, — испугался демона. Понес, а я уж слишком поводья тянул, так он и встал на дыбы. А я арбалет в одной руке держал, вот и не удержался. Хотя повода не выпустил.
— И что же? — спрашивал кто-то.
И Максимилиан с жаром рассказывал. Видно, и впрямь гордился, тем, что столько взрослых мужей, в том числе и кавалер, и отец, и другие офицеры его с интересом слушают.
— Луна как раз вышла, и светло стало, я его и увидал. Не только глаза его, а его всего.
— И кто то был? — спросил Рене.
— То волк, демон огромный. Бежал молча, следом… Ничего… Ни рычал, ни сопел, ни звука от него не было. Хорошо, что монах его увидал. Повезло… Он сначала на коня кинулся, да конь не дурак, на копыта задние его принял и дал деру через кусты. А демон так тоже в кусты отлетел. Видно, конь ему хорошо дал. Он встал не сразу. А как встал, так на меня пошел. А у меня уже арбалет взведен. Я ему болт прямо в грудь и уложил. А ему нипочем. Не заметил даже болта. Я едва встать успел да меч выхватить.
Он показал всем свой грязный тесак, а кавалер подумал: «Хорошо, что это не меч, а тесак, он вдове короче меча. Длинный меч он мог и не успеть вытащить, сидя на земле или вскакивая».
— Он одним прыжком как прыгнет ко мне, на меня кинется. А я как щитом закрылся рукой, вот, — он показал левую руку, — и еле устоял, чтобы не упасть. Хорошо, что поручи у кавалера очень крепки, не смог адский пес прокусить, стал грызть и мотать меня туда-сюда, сам грызет, а сам воняет. Я раз его по ребрам раз, чувствую, горячая кровь по руке течет, и течет много, как будто из ведра льют. А я ему еще раз и еще, уж даже не знаю, сколько раз попал, весь бок ему и шею изрубил, вон, — он опять поднял руку, чтобы видно было ее в свете факелов. Весь правый наруч и правый рукав у него и вправду были черны, он понюхал рукав и продолжил, — вон, до сих пор кровищей воняет.
— Бертье, собаки ваши возьмут след? — спросил кавалер.
— А вы что, решили его искать? — искреннее удивился Максимилиан.
— А как иначе, он разбойничает уже на моей земле, — ответил он юноше и повторил вопрос: — Бертье, так найдут его ваши собаки, пока он ранен?
— Нет, кавалер, — отвечал тот, — видите, они под копыта коней лезут, ни одна не тявкнет даже, это от страха, чувствуют кровь этого демона. Лучше сами, как рассветет, поищем.
Все ждали решения кавалера, а он, оглядев еще раз юношу, спросил:
— А арбалет мой где?
Максимилиан вздохнул, и обвел местность рукой:
— Где-то здесь, кавалер, в кустах, там, где я с ним дрался.
— Надеюсь, вы найдете это место?
Юноша промолчал, а за него сказал Рене:
— Думаю, лучше его при свете искать.
Конь отличный, арбалет восхитительный, взятый в бою у ламбрийцев в Рютте. Все это стоило денег немалых, пятьдесят талеров, не меньше. Но Рене тут был прав, искать в кустах и оврагах да по темноте — это занятие бессмысленное. И главное, некого в потерях винить. И тогда он сказал:
— Ладно, приедем сюда на рассвете.
И, кажется, за это были ему благодарны и люди, и собаки, и лошади.
Поехали домой, переночевали, поспали самую малость, чуть свет собрались и поехали обратно.
* * *
Коня искали совсем недолго, был он жив, хотя и изрядно поцарапался в кустах. Умное животное само стало ржать, услышав людей и собачий лай. Он намертво зацепился поводьями за корневище куста и был рад своему высвобождению.
