рассуждали революционеры, в любом случае в Латинской Америке лишь единицы могли позволить себе выехать за пределы страны. Если бы революция была серьезной хирургической операцией, в операционной требовалась бы строгая дисциплина. Зачем позволять кому бы то ни было подрывать командный дух? Восстановление надежд на достойную жизнь обездоленного большинства, казалось, стоило ущемления личных свобод наиболее удачливых граждан.
Для антикоммунистов, прежде всего в США, но и в Латинской Америке, эта операция создала монстра Франкенштейна – неестественного, мощного и пугающего. Коммунизм бросил вызов не только личным свободам, но и более старым традиционным ценностям, таким как патриархат и социальная иерархия. Антикоммунисты считали революционное видение «промыванием мозгов» или чем-то вроде вируса. И вдруг, совершенно внезапно для американских антикоммунистов, еще недавно внимательно следивших за событиями к югу от границы, зараза оказалась здесь, «на нашем заднем дворе» – фактически «всего в 90 милях от наших берегов».
Все было готово к конфликту.
Течения
Теология освобождения
Католическая церковь не сыграла никакой роли в Кубинской революции, которая полностью маргинализировала религию и превратила церкви в общественные аудитории. Исторически католическая церковь была, прежде всего, мощным оплотом статус-кво и, следовательно, одной из основных мишеней. Но церковники тоже могли быть революционерами, о чем ясно говорят истории отца Мигеля Идальго и отца Хосе Марии Морелоса времен борьбы за независимость Мексики. Первопроходцем XVI века также был монах – Бартоломе де лас Касас, один из первых защитников коренных народов.
В 1960-е радикальные священники Латинской Америки снова последовали примеру лас Касаса. Одним из них был отец Камило Торрес. Представитель колумбийского высшего класса, Торрес преподавал в Национальном университете социологию, самую «подрывную» академическую дисциплину. Социологов считали розовыми, поскольку они много говорили о социальном классе – любимой марксистской категории анализа. И Торрес действительно напоминал кубинских революционеров, требуя «фундаментальных изменений в экономических, социальных и политических структурах», чего, по его мнению, традиционные либеральные и консервативные партии Колумбии никогда не смогут достичь. Торрес жаждал революции, видя в ней способ «создать правительство, которое кормит голодных, одевает нагих, учит невежественных и претворяет в жизнь дела милосердия и братской любви». В 1966 году отец Торрес присоединился к партизанской армии и погиб в бою.
Паулу Фрейре, 1963
Религиозные революционеры начала 1960-х видели проблемы Латинской Америки так же, как и революционеры-марксисты. Однако лишь немногие присоединились к тому или иному партизанскому отряду. Большинство считало, что вера и добрые дела сильнее оружия. Они черпали вдохновение у Паулу Фрейре, величайшего учителя грамотности в регионе, работавшего тогда среди крестьян обедневшего северо-востока Бразилии. Фрейре утверждал, что крестьяне – это умные взрослые люди, стремящиеся расширить свои возможности, а значит, методы, рассчитанные на школьников, им не подходят. Для неграмотных взрослых научиться читать и писать означало взять на себя бо́льшую ответственность за свою жизнь. Поэтому Фрейре разработал метод интерактивного обучения и ввел для его описания термин «обретение осознанности» [68].
В 1968 году Конференция латиноамериканских епископов провела знаменательную встречу в Медельине (Колумбия), на которой обсуждался в том числе подход Фрейре. Епископы согласились, что церковь должна выбрать «преференциальный вариант для бедных», и обсудили формирование христианских «базовых общин», в которых верующие будут читать и обсуждать Библию – что-то вроде групп грамотности Фрейре. Говорили они и об освобождении людей от «институционализированного насилия» бедности: о насилии в обычном понимании речь не шла, скорее, католические епископы Латинской Америки начали рассматривать голод, невежество и болезни как предотвратимый ущерб человеческим жизням. Правительства, которые не смогли или не пытались предотвратить его, совершали узаконенное насилие. Жертвы часто считали нанесенный им ущерб чем-то естественным, неизбежной частью бедности. Повышение сознательности в христианских общинах могло разоблачить это институционализированное насилие и лишить его покрова кажущейся естественности. Такое католическое учение призвано было подорвать, а не укрепить древние модели иерархии и гегемонии Латинской Америки. О жизни, проведенной в терпении и страданиях ради небесной компенсации итоговое сообщение Конференции не говорило ни слова. Вместо этого оно призывало к созданию бесплатных столовых, кооперативов по уходу за детьми и другой инфраструктуры. Это требовало ответственности правительства. В регионе, хорошо известном своим религиозным рвением, результат мог быть впечатляющим. По крайней мере, на это надеялись священники и монахини, жившие и работавшие в бедных кварталах.
«Теология освобождения» стала общим названием движения, которое сформировала Конференция 1968 года. Оно сразу же вызвало огромный интерес, и множество голосов зазвучало как за, так и против. Консерваторы указывали на отца Камило Торреса и кричали: «Коммунизм!» В принципе, у религиозных революционеров и правда было что-то общее с марксистами: ощущение чрезвычайной ситуации и основная посылка – Латинская Америка нуждается в радикальных, фундаментальных изменениях. Они в равной степени были привержены делу облегчения тяжелого положения бедных. Оба движения считали, что существующие властные структуры настроены против них. Несмотря на многочисленные разногласия между марксистской и христианской идеологиями, эти революционеры логически могли бы увидеть друг в друге потенциальных союзников.
Консервативная реакция внутри самой католической церкви началась сразу же. Сторонники теологии освобождения были страстными и красноречивыми, но никогда не составляли большинства. К концу 1970-х новый папа Иоанн Павел II обратил против них власть Ватикана. Пастырский опыт Иоанна Павла II в качестве католического лидера в коммунистической Польше сделал его непреклонным противником марксизма, и он считал, что религиозные революционеры Латинской Америки перешли черту. Кампания Ватикана началась на Конференции латиноамериканских епископов 1978 года в мексиканском городе Пуэбла и включала как систематическое назначение епископов, настроенных враждебно к новому течению, так и официальное «закрывание ртов» теологам освобождения. Аналогичным образом Папа посетил Никарагуа в 1983, чтобы поддержать консервативного архиепископа против сандинистских революционных лидеров – представителей католического духовенства и сторонников теологии освобождения (о сандинистской революции речь пойдет в следующей главе). «Молчать!» – трижды крикнул папа разгневанной просандинистской толпе в знаковый момент прямой конфронтации. В 1980‐е теологическое движение за освобождение постепенно утратило силу, прежде чем хотя бы 1 % латиноамериканцев присоединился к христианскому сообществу.
Кубинская революция взорвалась, словно сверхновая в ночном небе – маяк надежды для одних и сигнал опасности для других. Теперь холодная война пришла в Латинскую Америку в полной мере. Кубинское правительство делало все, что могло, чтобы помочь марксистским революционерам в других странах региона, – увы, могло оно не слишком много, предлагая лишь обучение, но не деньги или оружие. Советская Россия никогда не играла важной роли за пределами Кубы. Тем не менее Госдепартамент США рассматривал любое марксистское
