На гостиную опустилось что-то вроде вязкого паралича, и из-за стен стало слышно тикание часов. Я стала считать его. Раз…
— Вы просто смешны! — зашипела тетка Элис. — Что вы знаете об этом?
— Мадам, я уже говорю серьезно! — Мистер Бэбкок водрузил на нос пенсне и, цокая языком, продолжил перебирать шуршащие документы. — Я знаю об этом достаточно, уж не сомневайтесь! Ваш сын Роберт является только следующим в очереди.
Два…
— Сэр, мой сын Роберт — единственный возможный наследник!
Мистер Бэбкок засмеялся.
— Нет, не думаю, — сказал он любезным тоном и продолжил свои раскопки. Мистер Локвуд уже скрестил и ноги.
Три…
— Так, а теперь давайте посмотрим, ах, вот и они! Вот Джордж Тулман, рожден пятнадцатого февраля тысяча восьмисотого года, третий сын Мартина Тулмана, старший сын — Роберт.
Четыре…
— А вот и Саймон Тулман, дата рождения — третье октября тысяча семьсот девяноста восьмого года, второй сын Мартина Тулмана, старшая дочь — Кэтрин…
Пять…
— И наконец, Фредерик Тулман, январь тысяча семьсот девяносто четвертого года, старший сын, законный наследник вышеозначенного поместья с девятого ноября тысяча восемьсот четырнадцатого года. Печальный день…
Шесть…
— …Тем самым объявляется… бла-бла… да… Фредерик не обладает наследниками и потому… это приводит нас куда?..
Семь….
— …Ага! Приводит нас к Кэтрин Тулман, старшей внучке Мартина Тулмана, которая в соответствии с волей ее бабушки, достигнув восемнадцатилетия восемнадцатого июля этого года, автоматически становится наследницей всего поместья Стрэнвайн.
Я глупо моргнула, а мистер Бэбкок невозмутимо посмотрел на меня поверх своего пенсне. Ровно восемь часов утра. Тетка вскочила на ноги.
— Поместье Тулманов — майорат, вы, тупой осел! Его может унаследовать только отпрыск мужского пола!
— Пощадите меня, мадам. — Мистер Бэбкок достал платок размером с хорошую скатерть и утер им пот с лысины. — Прошу вас, ведите себя прилично. Вон, видите, вы даже мистера Локвуда напугали.
Мистер Локвуд между тем с преувеличенным энтузиазмом начал хлебать чай, и тетя медленно опустилась в кресло. Ее лицо было страшно.
— Простите меня, я должен был объяснить это раньше, миссис Тулман. — И из кейса показался новый ворох бумаг. — Но майорат Стрэнвайна был нарушен по указанию Марианны Тулман через три дня после рождения дочери Саймона и ее старшей внучки. — Он сконфуженно поклонился. — И тут я полностью должен признать свою вину. По халатности негодного клерка этот документ отправился в стол и потому был заверен только на прошлой неделе, когда мисс Кэтрин Тулман, как вы уже знаете, достигла совершеннолетия. — Он снова зашелестел документами. — Как оговорено в завещании, подписанном Фредриком Тулманом в тысяча восемьсот тридцать пятом году, конечно же, задолго до того, как мистер Тулман был признан недееспособным, — стопка бумаг на коленях моей тети тем временем уже достигла внушительных размеров, — хозяйкой поместья теперь является наследница по женской линии, которая, как уже становится очевидным, сидит здесь, перед нами — вот эта юная леди.
Моя тетя с побелевшим лицом смотрела на ворох бумаг у себя на коленях.
— Итак, — продолжил мистер Бэбкок, повернувшись ко мне, — раз вы, моя дорогая, достигли совершеннолетия, вам придется вместо тети принять на себя эту тяжелую ношу. Все доходы и расходы этого имения теперь ваши по праву, так же как и нелегкое решение относительно судьбы вашего дяди. Так же как и денежное пособие, оставшееся от вашего батюшки, — и он снова зарылся в бумаги, — которое назначено с года…
— Секунду. — Я потихоньку начала выходить из ступора. — Что за пособие?
Мистер Бэбкок снова посмотрел на меня поверх пенсне, на этот раз действительно выглядя застигнутым врасплох. Думаю, это была очень редкая картина.
— Дитя мое, пособие, которое вам назначил отец. Доля от его капиталовложений в торговле, которую вы, не имея родных братьев и сестер, полностью унаследовали, когда вступили в нужный возраст.
Я посмотрела на него, раскрыв рот от изумления, и затем все мы уставились на мою тетку. Она вся пошла пунцовыми пятнами.
— Ох, миссис Тулман, я, конечно, прошу прощения, — улыбнулся он. — Но вы, кажется, еще забывчивее, чем мой клерк.
— Прошу прощения, — сказала я, после чего встала и вышла из комнаты.
На улице я села на первую же ступеньку, подставила лицо раскаленному солнцу и стала смотреть, как ветер волнами качает верхушки трав. В сторонке от объездной дороги на козлах экипажа скучал кучер мистера Бэбкока и прядали ушами запряженные лошади. Нужно проводить их в конюшни, подумалось мне. Там наверняка есть вода и, может быть, даже сено. Надо сказать Лэйну или миссис Джеффрис. И тут я заметила семейство кроликов на полянке над туннелем, грызущее травку. Будь Дэйви здесь, можно было бы поймать ему одного пушистого малыша и приручить его.
А потом я вдруг осознала, что разглядываю свою собственную поляну над своим туннелем. И что конюшни тоже мои, и кролики вместе с зелеными качающимися на ветру травами тоже мои, и даже холодная замшелая ступенька, на которой я сижу, была моей. Дяде не придется никуда ехать. И мне тоже больше не придется никуда ехать. Я сделала глубокий вдох и поняла, что мне все равно не хватает воздуха. Я вдохнула еще раз и еще. Кажется, в гуще событий я разучилась нормально дышать.
За мной раскрылась дверь, и вышел мистер Бэбкок. Я слышала, как поскрипывают его ботинки. Он с трудом расположился на ступеньке рядом со мной.
— Ну, мисс Тулман, я и повеселился! Почти двадцать дней на это потратил. И все самое лучшее! Второго такого случая не разыскать. — Он некоторое время поразмышлял, глядя в ту же сторону, что и я. — Я оставил вашу тетушку дотошно изучать так опечалившие ее документы. На самом деле язык в нашей юридической деятельности бывает достаточно сложно понять, особенно без надлежащей подготовки и навыков.
Я все еще не могла говорить. Он порылся в карманах и передал мне платок.
— Вы что, правда не знали про деньги отца? Думали, что у вас ничего нет?
Я смогла только кивнуть и промокнула платком глаза.
— И потому думали, что я осознанно обрекаю вас на жалкое существование под теткиным каблуком? Дитя мое, я так перед вами виноват. Я слишком спешил. Впредь будет для меня уроком.
Я повернулась к нему и наконец смогла вдохнуть достаточно, чтобы заговорить:
— У вас нет никакого негодного клерка. Вы могли бы оспорить каждое слово в том документе, если бы действительно захотели, и даже пожелания моей бабушки, если бы не посчитали меня достаточно… — как он сам это назвал месяц назад? — …сочувствующей.
