расчетливую, хорошо знакомую мне женщину, и одновременно с этим беззащитную девочку, которую хочется защитить и убить каждого, кто хотя бы подумает о том, чтобы прикоснуться к ней. Еще в замке во мне начали бороться какие-то чувства, которые я не испытывал довольно давно, от непонимания до какой-то мальчишеской влюбленности. Сегодня, я увидел, как ты играешь с детьми, наверное, впервые, даже с моим сыном, которого ты кроме как выродком по-другому никогда не называла. Знаю, что напугал тебя, но я испугался сам, когда увидел тебя рядом со Сципионом. А потом состоялась познавательная беседа с Вианео, в которой он рассказал, что не может тебе помочь, и, скорее всего, судя по тому, что ты каждый день все больше и больше меняешься, ты вряд ли сможешь что-то вспомнить из того, что забыла. — Я смотрела на него и меня колотила дрожь. Пытаясь себя хоть как-то успокоить, я все равно вздрагивала от каждого его прикосновения.
— Ты дрожишь. Ответь честно, ты боишься меня?
— Я не знаю.
Он встал, отпуская меня от себя, бросая на стол последнюю заколку, и направился к выходу их комнаты.
— Джироламо, — он остановился и посмотрел на меня. — Ты уходишь?
— Не буду же я насиловать собственную жену, хотя, признаюсь, долгое время, мне именно этого всегда хотелось, — он усмехнулся и вышел, закрыв за собой дверь. Вот и поговорили, блин. Вот и начали налаживать отношения, к которым я совершенно оказалась не готова. Но его поведение очень странное, потому что я всегда была уверена, что в подобные времена желания женщины вообще никогда не учитывались. Я добралась до постели, и снова рухнула на нее, не раздеваясь.
Этот сон часто посещал меня, как воспоминание, которое не хотело уходить из моей памяти, как бы я не старалась, и ночь за ночью переживала снова и снова тот момент, когда вонзаю в шею мужчины клинок. Я перевернула тело и начала всматриваться в мертвое лицо своего убийцы, и резко проснулась от собственного крика, потому что это было лицо Ваньки, бледное, окровавленное с кусочками пены, засохшей в уголках рта, который внезапно приподнялся на локтях и весело подмигнул мне.
В комнату ворвался Чезаре, следом за ним Риарио. Не увидев никого постороннего, мой телохранитель спокойно вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
— Это всего лишь сон, — дрожащим голосом ответила я на вопросительный взгляд мужа, который еще раз окинул взглядом комнату и направился к выходу. — Постой. Пожалуйста, не уходи.
Он посмотрел на меня, потом кивнул и подошел к кровати, ложась рядом, прижимая меня к себе. Постепенно окутывающий меня холод, который был так похож на тот, что предшествовал моему такому своеобразному воскрешению, начал уходить, и я впервые за долгое время провалилась в спокойный сон без сновидений.
Утро, мягко скажем, не задалось. Комната превратилась в проходной двор. Да и еще, как оказалось, мне продолжили сниться кошмары, поэтому муж не спал всю ночь, постоянно успокаивая свою контуженную жену. Сначала дети решили, что можно просто так врываться в комнату взрослых, но поскакав по нам, Чезаре и Бьянка быстро удалились под вопли ворвавшейся в комнату Чиэры, которая не доглядела за малолетками, отвлекаясь на что-то задумавших Оттавиано и Сципиона. Судя по всему, детям тут дозволялось очень многое, по крайней мере, когда их отец был дома, они вообще шли во все тяжкие. Потом что-то потребовалось от меня матери, но увидев не слишком довольного Риарио, который просто закрылся от этого безобразия подушкой, упорхнула в туман. Деликатно вошедший Вианео, как всегда после стука, молча поставил на стол очередную порцию своего колдовского варева и, так же молча удалился, сделав вид, что нас вообще в комнате нет. Точку к полному пробуждению поставил Томмазо, который пришел поинтересоваться не забыл ли сеньор про встречу в ратуши. Что-то прорычав в подушку, Риарио встал и покинул комнату. Интересно, такой бедлам всегда тут творится и о таком понятии, как личная жизнь, можно забыть, или это было всеобщее помешательство всех, кто находился в доме этим утром?
Я встала и привела себя в порядок. Портной, как оказалось, вернул часть шмоток, и теперь мне было удобно хотя бы ходить. На голове красовался обычный высокий хвост и после всех этих изменений, которые внесла в свою внешность, я, наконец, почувствовала себя более привычно и уверенно. До возвращения Риарио, комнаты я не покидала, слоняясь из угла в угол, поэтому, когда он зашел, выдохнула от облегчения, потому то пытка наконец кончилась и теперь мне расскажут, чем кончилось дело, и какое наказание за самоуправство я понесу.
— Ну ты вчера конечно превзошла себя, — усмехнулся он, растягиваясь на кровати. — Мне ничего не оставалось делать, как потрепать их еще раз, чтобы они наконец начали выполнять поставленные перед ними задачи.
— И это все? — я присела рядом с ним, стараясь услышать более подробный ответ.
— Что ты от меня хочешь? Я воин, немного военный стратег и отчасти священнослужитель, а не градоправитель. И я понятия не имею, что мне с ними делать. — Он приподнялся на локте, рассматривая меня. — Если хочешь поиграть в управление городом, пожалуйста, перед тобой открыты все двери. Я не скажу ни слова и всячески тебя поддержу, в разумных пределах, конечно. Кстати, что ты хотела сделать с деньгами?
— Положить в банк Медичи, — сразу ответила я, потому что точно просчитала, что и как буду делать, когда получу такое необходимое мне золото.
— Банк Медичи сейчас на грани упадка, не думаю, что это лучший ход. — Риарио нахмурился, видимо, не так он представлял расточительство своей супруги и не понимал ход моих мыслей.
— Ты веришь мне? — просто спросила я.
— Нет, конечно. Ты же Сфорца, — довольно честно ответил он, все еще не сводя с меня глаз.
— Джироламо, нам необходима поддержка Флоренции, учитывая, что мы внезапно оказались на ножах с Миланом. Они находятся не очень далеко, в отличие от Рима, и их помощь в случае конфликта не будет лишней, а учитывая, что существует только видимость мира между Лоренцо и Людовико, то Медичи вряд ли откажется хоть немного, но отомстить за ту показательную аферу с Имолой, которая досталась Сиксту, а не Флоренции, как они договаривались ранее, — а еще, я практически уверена, что это сохранит тебе жизнь, и Лоренцо забудет