острове, второе же имело особый смысл, подчеркивая, что она искушена в делах любви, как уроженки Кипра.
Она ответила просто:
— Тебе решать.
От этих слов сердце купца учащенно забилось. Стараясь скрыть охватившее его волнение, он глотнул вина.
— Ты живешь здесь одна, Феодора?
— О нет, у меня есть рабыня. В этом доме живут еще две девушки со своими служанками.
— И много времени ты проводишь у окна?
— Вовсе нет.
Он кивнул. Глупый вопрос. Ему следовало бы догадаться, что у нее много любовников.
Феодора улыбнулась и спросила:
— Ты останешься у меня на ночь или твое посещение будет коротким?
Девушка говорила без тени смущения, держалась с достоинством, в ней не было ничего вульгарного, она была проста и изящна.
— Думаю, коротким, — пробормотал Дат неуверенно.
Она кивнула.
— Тогда я скажу Тее, она запрет дверь, чтобы нас никто не побеспокоил.
Дат вовсе не был распутником. В своем городе он слыл почтенным семейным человеком, занятым делами и живущим со стареющей женой и подрастающими детьми. То, что он совершал сейчас, было ново и необычно для него, он начал волноваться и бранить себя за поспешность. Но прежде чем он успел окончательно раскаяться в своем решении, девушка вернулась. И все его страхи и сомнения мгновенно рассеялись. Она была так прекрасна, так желанна, так близка! Он почувствовал, что страстно хочет ее. Хотя он знал на своем веку немногих женщин и не считал себя опытным в подобного рода делах, он понял — того, что сейчас случится, он уже никогда не сможет забыть.
Он отставил чашу и поднялся.
Девушка тотчас приблизилась к нему.
— Поскольку твой визит будет коротким, не пора ли нам познакомиться поближе? — шепнула она. Он обнял ее, кровь застучала у него в висках. Каждая новая женщина, пусть даже куртизанка, таит для мужчины нечто непознанное, обещая неизведанные наслаждения и удивительные открытия…
Позже, когда они лежали, отдыхая, на алых простынях в маленькой комнате, он негромко произнес:
— Я передумал. Я остаюсь на ночь.
Она кивнула, ничуть не удивившись.
— Я скажу Тее, чтобы она приготовила нам ужин.
— Хорошо, но не сейчас.
— Ладно, не сейчас.
Он снова жадно нашел губами ее рот. После долгого поцелуя Дат приподнялся на локте и всмотрелся в бледное лицо девушки. Ее роскошные темные волосы разметались в беспорядке по подушке, опутав его плечо.
Некоторые женщины рождаются на свет, чтобы будоражить, беспокоить, искушать и иссушать мужчин. Инстинктивно Дат почувствовал, что в его объятиях лежит именно такая женщина, и его сердце сжалось от недоброго предчувствия. Но его опасения улетучились, как только она улыбнулась.
— Персидские мудрецы, или маги, хвастают, что умеют определять время суток по зрачку кошки.
— А ты умеешь?
— Когда я смотрю в твои глаза, я вообще забываю о времени.
Он прервал ее смех поцелуем. Иметь дело с такой женщиной — это предел человеческих возможностей. Он восторженно погружался в томные теплые волны, забывая обо всем на свете. Нежно прижав ее к себе, он сразу же почувствовал, как она ответила на объятие, с трепетом прильнув к нему.
Поздно вечером усталый и довольный Дат, ужиная с Феодорой, начал расспрашивать ее, задавая обычные вопросы, которыми мужчина всегда докучает любовнице: много ли у нее было мужчин до него, как она стала заниматься своим ремеслом, и прочее тому подобное. Вопросы эти девушка слышала не раз и давно перестала считать оскорбительными или неприятными. Она отвечала спокойно, почти машинально, и хотя все, о чем она рассказывала, было чистейшим вымыслом, мысли ее снова и снова возвращались в реальное прошлое. А оно было неприглядным, как у всех, кто вышел из самых низов, ежедневно подвергаясь унижениям. Но юная куртизанка хорошо усвоила, что не следует говорить об этом мужчинам, ибо так меркнет ореол таинственности, которым женщина всегда окружена в их глазах.
Феодора вспоминала свое детство. Мать, посредственная актриса и продажная женщина — что в жизни всегда одно и то же, — была содержанкой Акакия, смотрителя зверинца в Пафосе, главном городе Кипра. Кроме Феодоры, средней, в семье было еще две дочери: Комито, тремя годами старше, и Анастасия, самая младшая. Их можно было считать сводными сестрами, ибо никто не знал их отцов, вряд ли их помнила сама мать. Девочки были не похожи друг на друга, но все очень хорошенькие.
Феодора едва помнила покрытые дымкой зеленые горы Кипра и сверкающее голубое море, края столь прекрасные, что греки издревле считали их родиной самой Афродиты.
Когда Фео было четыре года, Акакий увез свое семейство в Константинополь. Он получил пост смотрителя медведей в зверинце, принадлежавшем партии Зеленых.
«Синие» и «зеленые»… Так именовались две партии, постоянно враждовавшие на Большом Ипподроме [12]. Сколько неслыханных случаев породила эта вражда, сколько удивительных событий произошло благодаря ей в жизни древнего мира и великой империи!
Эти партии были как бы наследием старого Рима, когда сражавшиеся гладиаторы и колесничие облачались в белые, зеленые, красные или синие цвета. В те далекие времена, как пояснили Феодоре, эти четыре цвета означали просто времена года: снег зимы, зелень весны, жару лета и голубую дымку осени.
Зрители привыкли к этому и сами стали одеваться в те же тона, что и их любимцы, соперничая при этом со всеми, кто предпочитал иной цвет. Причиной этой на первый взгляд смехотворной вражды была страсть римлян к азартным играм и пышным зрелищам. Константинопольцы, усердно подражавшие Риму во всем, также оказались заражены этой болезнью.
Азарт, с которым люди стремятся получить что-то из ничего, играя и делая ставки, опасен, он толкает человека к гибели и разрушению, в бездну, откуда потом не выбраться. Игры на Ипподроме захватили беспечное и праздное население Константинополя, избалованное удовольствиями и благами столичной жизни, и стали его главной страстью. Византийцы делали ставки на все подряд, даже малыши, едва научившиеся ходить, лихо бились об заклад, подбрасывая медные монетки в пыли посреди улицы.
В Риме времен Нерона из четырех враждующих партий со временем образовались две: Зеленые поглотили Красных, а Белые примкнули к Синим. В Константинополе также поспешили принять это, усмотрев в выборе цветов извечную борьбу между зеленью земли и синевой моря.
Византийцы боготворили состязания колесниц на Большом Ипподроме. Сюда стремился каждый желающий заработать без труда, надеясь сорвать большой куш и вместе с беснующейся толпой удовлетворить темные инстинкты видом кровавого зрелища.
Гонки на колесницах велись по жестоким правилам и были весьма опасны для наездников: почти всегда тот или иной погибал или бывал изувечен копытами
