— Я вас понимаю, Александр Владимирович. В подчинении у Владыкина было всё первое отделение канцелярии, одиннадцать старших и младших помощников. Он ведал делами по хозяйственной, административной и распорядительной частям министерства. Круг обязанностей широкий, и зацепиться нам, увы, особо не за что.
— Но?
— Но я постараюсь.
Министр насладился напитком, сделав несколько глотков подряд, потом продолжил.
— Еще меня интересует странная записка, о которой вы упомянули. Полагаете, именно она лежала в том конверте, который принес якобы посыльный?
— Допускаю, — кивнул Платонов. — В ней печатные буквы, однако у них всё равно есть характерные особенности. Едва ли это почерк Петра Константиновича, я сравнивал.
— Что же такое «Кречет»? Условный знак? Пароль?
— Или прозвище. В любом случае слово ясно указывает на автора. А мальчишка просто сказал, куда следует приехать.
— Почему же адрес не доверили бумаге?
— Думаю, чтобы писать поменьше. И, согласитесь, сам по себе такой клочок не содержит абсолютно ничего подозрительного. Попади он не в те руки, что с того?
— Соглашусь, — подтвердил Адлерберг. — Ваши действия?
— Мой художник сейчас работает у Силантьева, рисует портрет человека, с которым беседовал Владыкин. Со слов трактирщика и полового. То же самое он проделает с парой свидетелей из дома № 4 по Малой Мещанской, а потом с Лёшкой, который сидит в сыскном отделении. У нас будут хотя бы примерные изображения всей троицы, — поделился своими планами Григорий Денисович. — Правда, на выпивох из Вологодской губернии я надеюсь слабо…
— Яхонтова к рисованию привлекать не будете?
— Не буду. Он сказал уже более чем достаточно, спасибо и на том. Иначе опять замкнется, пошлет подальше.
— Как вы вообще его разговорили? — допив кофе, министр поставил чашку на поднос.
— Благодаря общим воспоминаниям.
— Хорошо. Только вот не пойму, как нам помогут портреты.
— Они обязательно пригодятся. Не стану утомлять вас предварительными умозаключениями, скажу только, что хочу внимательнее присмотреться к жизни Владыкина вне службы.
— Кстати, что посоветуете по поводу полиции? Там не знают всего, что знаем мы.
Платонов улыбнулся краешками тонких губ.
— Пусть мы пока будем на шаг впереди.
Простившись с графом, он через черный ход выбрался на улицу и спустя пять минут был во дворе дома № 26 по набережной Фонтанки. Еще через минуту Григорий Денисович отпирал дубовую дверь квартиры на втором этаже. Не прошло и четверти часа, как в нее тихонько постучали: тремя короткими очередями по три удара. Гость коллежского советника, мужчина лет тридцати пяти с круглым веснушчатым лицом, одеянием походил на ремесленника из числа предлагающих починить что-нибудь по хозяйству, но таковым точно не являлся. Во-первых, был он налегке, без инструментов. Во-вторых, хозяин приветствовал его рукопожатием, как старого знакомого, и увлек за собой в гостиную.
— Как всегда, очень срочно, — не дав ему рта раскрыть, сказал Платонов, когда оба присели на стулья с плюшевой обивкой.
— Григорий Денисович, могли бы не говорить, — понимающе отозвался гость.
— Перво-наперво сделай копии, по числу своих молодцев, — с этими словами Платонов достал и положил на стол фотокарточку Владыкина. — Езжай в мастерскую к Штейнбергу, на Малую Миллионную. Предупреди, что от меня, обслужат без очереди. Задание такое…
От Силантьева он вышел ровно через минуту после своего собеседника, чтобы свернуть на Лиговскую, и увидел всё с предельно малого расстояния. Владыкин, правда, не замечал никого вокруг, на него будто столбняк напал. Во избежание отрицательных последствий пришлось чуть удалиться от места непредвиденного рандеву. Встреча завершилась быстро. Действительный статский советник бегом скрылся в недрах трактира, а бледнолицый тип в котелке беззаботной походкой свернул на Невский.
— Что это было? — без экивоков спросил он Владыкина, когда тот опять очутился на улице.
— Господи… — чиновник схватился за сердце.
— Только не умирайте. Кто вас напугал?
— Вы не представляете, какой это страшный человек! Он — глаза и уши министра, от него ничто не скроется…
— Так уж ничто?
Бледнолицый не оставил демонического впечатления. Если говорить начистоту, впечатлений от него вообще был ноль. Чернильная душонка из тысяч пустоголовых бумагомарак. У действительного статского советника просто расшалились нервы.
— Вы мне не верите, но он всё подмечает. Меня непременно спросят, зачем я сюда приходил, — в голосе Владыкина зазвучали панические нотки.
— Отвечайте, что чай пили.
— Нет-нет, так легко я не отделаюсь!
Чиновника била дрожь. «А ведь он действительно на грани припадка. Сам проболтается и нас погубит. Нельзя рисковать». Эта мысль и дала толчок дальнейшим действиям.
— Бросьте переживать, лучше попросите у начальства отпуск, — посоветовал он непринужденным тоном.
— Мне сейчас не дадут.
— Всё равно попросите.
Владыкин умоляюще протянул к нему руки, дотронулся до рукава поддевки, вызвав гадливое ощущение. Возникло острое желание оттолкнуть его.
— Мы с вами закончили, верно? Закончили? Я же принес то, что вам нужно…
На эти навязчивые приставания он грубо ответил:
— Ждите. Скоро узнаете.
Медведь наблюдал за ними со своей позиции. Оставалось отдать ему необходимое распоряжение. Стоило бы, конечно, перед тем как действовать, попросить совета, но времени на переговоры, похоже, не оставалось. Всю ответственность пришлось взять на себя. А впереди еще одно решение, куда тяжелее, и оно точно не обсуждается… Но это — наш сознательный выбор, назад дороги нет.
Глава четвертая
Честная сделка
— Не ошибся твой человек?
— Горько такое слышать, Григорий Денисович. Когда вас подводили?
На веснушчатом лице у помощника Платонова даже нарисовалось выражение обиды — впрочем, скорее притворное. Сейчас он был одет иначе: в темно-серый сюртук-визитку, синий жилет, белую сорочку с голубым галстуком и светло-серые, в тонкую черную полоску, брюки. Из нагрудного кармана визитки небрежно торчал носовой платок одного цвета с галстуком. Голову венчал небольшой черный цилиндр. Коллежский советник рядом с ним смотрелся простовато в своем повседневном мундире и фуражке.
Они сидели внутри двухместной пролетки с поднятым верхом, стоявшей напротив дома № 9 по Литейному проспекту. Каменный особняк с высокими окнами и парой балкончиков не походил на одно из средоточий светской