жизни. Все окна обоих этажей, кроме подвального, светились приглушенным светом. Шторы на них были плотно, без единой щелки, задернуты. Ни шума, ни звуков музыки. Возле арки, в тени, с правой стороны здания неподвижно застыл привратник в длиннополом кафтане, косая сажень в плечах.
— Как же извозчик его запомнил?
— Владыкин велел высадить его на углу Литейного и Кирочной улицы, дальше отправился на своих двоих. Извозчик там задержался, что-то с упряжью было не в порядке, поправлял. Возле него, когда он стоял, другой экипаж проехал — медленно, почти шагом. Народа мало в это время. Ему показалось, что за Владыкиным следили.
— Взяло и показалось? Почему?
— Экипаж был с седоком, мелькнула чья-то голова. А ехали еле-еле, Владыкина не обгоняли, тот виден был впереди, под фонарями. Сыскная полиция обычно так делает. Извозчик однажды ездил с агентом, запомнил манеру.
— Любопытно, да. Примерную дату не помнит?
— Нет. Уверен только, что до Пасхи 10. Еще снег лежал.
Платонов энергично потер переносицу.
— Выходит, все трое возили Владыкина в этот район?
— На Фурштатскую, на Сергиевскую и на угол Кирочной. Всё было, как в нашем случае: рассчитывался, потом шел пешком.
— Осторожный был Петр Константинович, царствие ему небесное… Видимо, имел веские основания. В дом впустили его без проволочек?
— Не ждал у ворот. Наш извозчик, понятно, не останавливался, но как раз проехал мимо, когда калитку отворяли.
— Крайне любопытно…
Человек с веснушками снял цилиндр и по-простецки поскреб пятерней в затылке.
— Не добавите немножечко, Григорий Денисович? Ребята из кожи вон лезли. Считай, за сутки управились.
— Деньги не мои, казенные, — сказал Платонов непреклонно, однако при виде жалобной гримасы помощника смягчился. — Ладно, по рублю сверху, каждому.
Вечерняя поездка на Литейный стала для коллежского советника завершением насыщенного понедельника. Он начал день с привычного ему министерства двора и уделов, где обратился к формулярным спискам, содержавшим биографические данные и сведения о служебной деятельности чиновников. Затем посетил губернское дворянское собрание на Михайловской улице. В тамошнем ресторане пообщался с активным членом собрания бароном Нольде, с которым предварительно, через курьера, условился о встрече. После обеда принял дома, на Фонтанке, своего негласного помощника, получившего в воскресенье еще одно, кроме поиска извозчиков, задание. Сообщенным ему результатом остался доволен.
В половине седьмого Григорий Денисович переступил порог дома Владыкиных на Мойке. Через минуту он протягивал его хозяйке фото безвременно усопшего Петра Константиновича.
— Вы могли не беспокоиться. Я же говорила, что возвращать карточку не обязательно, — отстраненно сказала Ирина Сергеевна.
Она была в том же траурном облачении и в целом выглядела так, словно они не расставались.
— Если позволите, один деликатный вопрос, — добавил Платонов.
— Деликатный?
— Да. Он необходим в интересах расследования.
Владыкина отошла к окну, остановилась, поворотилась лицом к гостю.
— Задавайте.
Григорий Денисович отметил про себя, что ее голос почти не изменился.
— С покойным мужем вас связывали исключительно деловые отношения?
— Что?
Голос хозяйки и теперь не дрогнул.
— Вы понимаете, что я имею в виду. Вас устраивало положение замужней женщины, супруги высокопоставленного лица. В его планы тоже не входил развод, он похоронил бы благоприятные перспективы Петра Константиновича при дворе. Кроме того, возможно, имелось еще одно тонкое обстоятельство…
— Идите вон, — негромко, но твердо произнесла Владыкина.
Григорий Денисович сдержанно поклонился.
— Прошу простить меня. Мною движет стремление найти убийц, которые должны быть преданы суду.
Ирина Сергеевна сжала спинку стула.
— Уходите и не появляйтесь больше никогда.
Граф Адлерберг внимательно выслушал версию Платонова. По озабоченному взгляду министра было понятно, что вторничная аудиенция у государя обещала стать для него трудной. К личностям злоумышленников не удалось приблизиться ни на дюйм. Портреты, писанные со слов свидетелей, вышли живыми, но отыскать оригиналы в огромном городе, кишащем людьми… с этим у полиции, занятой массой других преступников, пока было глухо. Конечно, за розыск перед императором отвечал обер-полицмейстер. Тем не менее, наверху могли задать вопросы и Александру Владимировичу, чей человек участвовал в процессе поисков.
— Полагаете, его шантажировали?
— Скорее всего, — ответил Григорий Денисович.
— Чем?
— Загадка скрыта в особняке на Литейном. Но без помощи градоначальства нам ее не разгадать.
Министр потрогал расшитый ворот мундира.
— Трепов без восторга откликнулся на мою просьбу сообщать о любом упоминании прозвища «Кречет» в делах его подчиненных. Он подозревает, и не без оснований, что мы утаиваем от него какие-то сведения.
— Надо будет попросить еще.
— Долг платежом красен, Григорий Денисович, — Адлерберг повертел в руках перо. — Вообще, двойная жизнь Владыкина — это удар по всем нам. Как он скрывал ее? Надеюсь, что здесь вы всё-таки неверно оценили факты.
— Боюсь, если б не моя с ним нечаянная встреча, мы до сих пор пребывали бы в блаженном неведении, — со вздохом признался Платонов. — Подумать только, мне вдруг захотелось воспользоваться чудесной погодой и прогуляться, отослав вещи с вокзала на извозчике…
— Вас мучает совесть?
— Я тоже думал о том, что его могли убить из-за меня. Правду мы узнаем чуть позже — если узнаем, конечно. В любом случае первый шаг навстречу гибели Владыкин сделал, связавшись с этими тремя.
Граф посмотрел в мутноватые глаза советника и прочел в них спокойное принятие судьбы.
— Раньше у меня не было оснований как-то выделять Петра Константиновича из числа служащих министерства, — продолжил Платонов. — Он в самом деле имел репутацию требовательного начальника, человека педантичного и аккуратного, не склонного к пьянству и распутству. Посещал дворянское собрание, играл в карты, но без лишнего азарта и мотовства. К скачкам был равнодушен. По сей день не припомню сплетен, связанных с его именем.
— Всё началось внутри семьи?
— Очевидно. Врачебную тайну нам, разумеется, никто не откроет, но, уверен, Ирина Сергеевна больше не может иметь детей. А покойный как-то раз, в кругу близких приятелей по дворянскому собранию, обмолвился, что очень хотел сына.
— Отчуждение между ним и супругой возникло на этой почве?
— Притом сильное. Я при первой же встрече почувствовал, что
