Когда приходили посетители, они тихо пели. Кутберт обучил их музыке, которая звучала мягко и как во сне, немногим громче мурлыканья и без слов, просто звуки, которые отдавались эхом в маленьком каменном помещении.
Мехраса была центральным ангелом. Ее темная кожа и черные волосы придавали ей таинственный вид, и Лудда добавил загадочности, приклеив несколько вороньих перьев среди гусиных.
Все три девушки были одеты в простые белые платья, а темную шею Мехрасы обвивала золотая цепь.
Люди глазели в благоговенном трепете, в чем не было никакого чуда, потому что все трое были красавицами. Обе франкийки были белокуры и голубоглазы.
Они были видениями в темноте гробницы, хотя обе, как поведал мне Лудда, были склонны хихикать в самый торжественный момент.
Посетители, вероятно, никогда не замечали этого хихиканья. Странный голос, принадлежащий Лудде, казалось, исходит из камня.
Лудда монотонно повторял, что гости стоят перед ангелом смерти и двумя ангелами жизни и что они должны адресовать свои вопросы ко всем троим и ожидать ответа.
Эти вопросы были очень важны, потому что они говорили нам о том, что хотят знать люди, но большинство, конечно, были вполне тривиальными. Достанется ли им наследство от родственника? Каковы виды на урожай?
Некоторые были душераздирающими просьбами о сохранении жизни ребенка или жены, некоторые — мольбами о помощи в судебном деле или в разрешении ссоры с соседями, и на все Лудда отвечал, прилагая все свои усилия, в то время как три девушки тихо пели заунывную мелодию.
Потом возникли более интересные вопросы. Кто будет править Мерсией? Будет ли война? Придут ли датчане на юг и захватят ли земли саксов?
Шлюхи, перья и склеп были сетью, в которую мы поймали кой-какую интересную рыбешку.
Беортсиг, чей отец платил Сигурду, пришел к склепу, чтобы узнать, покорят ли датчане Мерсию и поставят ли они на трон преданного им мерсийца, а потом стало еще интересней, когда Сигебрит Кентский забрался в темный проход, пронизанный резким запахом горящего ладана, и спросил о судьбе Этельволда.
— И что ты ему сказал? — спросил я Лудду.
— То, что ты велел, господин, что все его мечты и надежды сбудутся.
— И они сбылись той ночью?
— Сеффа исполнила свой долг, — сказал Лудда с недрогнувшим лицом. Сеффа была одной из двух франкиек. Этельфлед бросила взгляд на девушку.
Лудда, отец Кутберт и три ангела жили в римском доме рядом с Туркадином.
— Мне нравится этот дом, — поприветствовал меня отец Кутберт, — думаю, я должен жить в большом доме.
— Святой Кутберт Любитель комфорта?
— Святой Кутберт Довольный, — ответил он.
— А Мехраса?
Он взглянул на нее с обожанием.
— Она и правда ангел, господин.
— Выглядит счастливой, — отметил я, и она и правда так выглядела. Я сомневался, что она полностью понимает, что за странные вещи ее попросили делать, но она быстро обучалась английскому и была умной девушкой.
— Могу найти ей богатого мужа, — поддразнил я Кутберта.
— Господин! — он выглядел уязвленным, потом нахмурился. — Если ты дашь мне свое разрешение, господин, я взял бы ее в жены.
— Это то, чего она хочет?
Он хихикнул, по-настоящему хихикнул, а потом кивнул.
— Да, господин.
— В таком случае, она не так умна, как кажется, — сказал я язвительно. — Но сначала она должна закончить свою работу. Если она забеременеет, я замурую тебя вместе с остальными костями.
Гробница выполняла именно ту роль, что я хотел. По вопросам, задаваемым людьми, мы узнавали, о чем они думают. Так, беспокойство Сигебрита о судьбе Этельволда подтвердило, что он все еще надеется стать королем Кента, если Этельволд свергнет Эдварда.
Второй задачей ангелов было противостоять шедшим на юг слухам о предсказании Эльфадель, что датчане будут господствовать над всей Британией.
Эти слухи приводили в уныние жителей Мерсии и Уэссекса, но теперь люди слышали другое пророчество, что саксы одержат победу, и я знал, что это известие воодушевит саксов точно так же, как заинтересует и разозлит датчан. Я хотел привести их в бешенство. Я хотел победить их.
Полагаю, однажды после моей смерти у датчан появится предводитель, который объединит их, и тогда мир будет объят пламенем, а зал Валгаллы наполнят пирующие мертвецы, но пока, насколько я узнал датчан, любя и сражаясь с ними, они были драчливыми и разобщенными.
Священник моей нынешней жены, идиот, говорит, это потому, что Бог посеял между ними раздор, но я всегда считал, что датчане — упрямый, гордый и независимый народ, нежелающий преклонить колени перед кем-то только потому, что тот носит корону.
Они пойдут за воином с мечом, но если того постигнет неудача, они найдут другого предводителя, поэтому их армии объединяются, распадаются, а затем формируются заново.
Я знавал датчан, которым почти удалось собрать могущественую армию и привести ее к победе, среди них был Убба, Гутрум, даже Хэстен, все они старались, но в конце концов их постигла неудача.
Датчане сражались не по какой-то причине и даже не за страну и, конечно, не ради веры, а просто для себя, когда они терпели поражение, их армии исчезали, так как люди отправлялись на поиски другого предводителя, который приведет их к серебру, женщинам и земле.
И мои ангелы были приманкой, чтобы убедить их, что надо заслужить репутацию на войне.
— Датчане посещали гробницу? — спросил я Лудду.
— Двое, господин, — ответил он, — оба купцы.
— И ты сказал им?
Лудда замешкался, взглянул на Этельфлед, затем снова на меня.
— Я сказал им то, что ты приказал, господин.
— Ты сказал?
Он кивнул, затем перекрестился.
— Я сказал, что ты умрешь, господин, что датчанина, который убьет Утреда Беббанбургского, ждет великая слава.
Этельфлед резко вздохнула и затем перекрестилась, как и Лудда.
— Что ты им сказал? — спросила она.
— То, что приказал лорд Утред, госпожа, — взволнованно ответил Лудда.
— Ты играешь с судьбой, — сказала мне Этельфлед.
— Я хочу, чтобы датчане пришли, — ответил я, — и мне надо предложить им наживку.
Потому что Плегмунд ошибался, и Этельхельм ошибался, и Эдвард ошибался. Мир — это замечательно, но возможен только тогда, когда враги боятся устроить войну.
Датчане затихли не потому, что им велел замолчать христианский бог, а потому, что они отвлеклись на что-то другое.
Эдвард хотел верить, что они расстались со своими мечтами о покорении Уэссекса, но я знал, что они придут. Этельволд не расстался со своей мечтой.
