Впрочем, каждый раз, примерно через четверть часа невероятного блаженства дядя грубо расталкивал меня, и я, сонно мотая чугунной головой, вновь тащился к барабану. Вот во время одного-то из таких снов-обмороков, когда я совсем уже перестал соображать, кто я и где я, моя спина ощутила вдруг жесткий пинок. Со стоном приподнявшись, я хотел было уже по привычке двинуться к инструменту, но… уткнулся головой в чьи-то ноги в камуфляжных брюках.
«Достучался-таки, — возликовал я мысленно, — мы спасены!»
От счастья руки у меня подломились, и я в беспамятстве рухнул на грязный и мокрый ботинок. Потом смутно чувствовал, что меня куда-то волокут, изредка пиная, однако, будучи больше похожим на полудохлое животное, нежели на человека, никак на происходящее не реагировал. Когда обморок отступил, я открыл глаза и увидел, что лежу в нескольких шагах от моста. Неподалеку, выпятив грудь, перетянутую крест-накрест патронташами, стоял мой спаситель. Он внимательно вглядывался в пространство над рекой. Я заинтересованно приподнялся на локте и различил на противоположном берегу две неясные фигуры, занимающиеся, похоже, починкой моста. В этот момент из прибрежных кустов вышли несколько человек в немыслимых головных уборах.
— Френдс (друзья), — сипло прохрипел я, с трудом поднимаясь, — господа, спасибо вам, огромное спасибо…
Облаченные в полувоенную форму люди стремительно приблизились и сильным ударом приклада в грудь вновь опрокинули меня на спину. Еще мгновение — и в мой лоб уперся ствол винтовки. Щелкнул спускаемый предохранитель, и я в очередной раз мысленно попрощался с жизнью. Но тут один из солдат, указывая на меня пальцем, начал что-то торопливо говорить стоявшему у самой воды высокому круглолицему человеку. Язык был мне незнаком, и я разобрал лишь несколько раз повторенное слово «Морган».
— Я не Морган, — в отчаянии воскликнул я, — меня зовут Алекс! Я не колонизатор и не капиталист, я прибыл из Советского Союза! Совьет Юнион, я — Совьет Юнион, — ткнул я себя в грудь пальцем для убедительности. — Не убивайте меня, пожалуйста!
Круглолицый подошел, присел на корточки и отвел направленный на меня ружейный ствол в сторону.
— Мунги, — хлопнул он себя по широкой груди.
— Алекс, — повторил я, ощутив новую волну страха: имя бандита было мне слишком хорошо известно.
Круглолицый, удовлетворенно улыбнувшись, повелительно рыкнул, и меня тут же поволокли обратно — к кусту, за которым скрывались носилки дяди. А дальше начался кошмар. Казалось, у Мунги случился приступ параноидальной истерики. Грохоча огромными ботинками, он возбужденно прыгал вокруг Владимира Васильевича, угрожая то пистолетом, то кинжалом, и выплевывал короткие, как автоматные очереди, но пугающе-зловещие фразы.
Однако Владимир Васильевич, к моему удивлению, не моргнул и глазом. Спокойно выслушав нервно-обвинительную речь Мунги, он что-то ответил ему — четко и даже не повысив голоса. Круглолицый, заметно снизив тон, высказал еще несколько претензий, но и на них дядя отреагировал всё так же твердо и невозмутимо. Наступила пауза. Командир отряда отошел с бойцами в сторону, устроив что-то вроде небольшого совещания.
— Ты, наверное, уже понял, что это и есть легендарный налетчик Мунги? — спросил, воспользовавшись передышкой, Владимир Васильевич. — Тот еще бандит и бестия, но отнюдь не дурак. Матерый вояка! Мы с ним давно знакомы, но это длинная история… Меня он сейчас обвинял в том, что я якобы убил его друга Гансези, предварительно украв у того алмазы.
— А вы что ответили?
— Да честно всё рассказал. Что Гансези погиб от отравленной стрелы людей Аминокана, что камни у него, но уже у покойного, случайно прихватил ты и что потом у тебя самого отнял их наш бывший спутник Вилли. Добавил, правда, что догнать последнего они смогут только с нашей помощью…
— Да пусть забирают всё, лишь бы вытащили нас отсюда! — воскликнул я.
— Э-э, дружок, — осуждающе покачал головой дядя, — не торопись с выводами. Мунги хоть и не лишен определенных моральных устоев, но по натуре своей жесток и жаден. Если он увидит, что мы полностью деморализованы и заранее готовы на все его условия, церемониться с нами не будет. Конечно, мы можем пообещать ему помочь догнать фрица, поскольку примерно знаем его маршрут, но взамен Мунги должен клятвенно пообещать при всех, что за услуги расплатится с нами хотя бы частью алмазов. Только тогда, поверь, он станет относиться к нам с должным уважением.
Закончив переговоры, замаскированные под солдат регулярных войск бандиты вернулись к нам, расселись вокруг носилок и извлекли из рюкзаков куски жареного кабана, галеты и какие-то плоды, похожие на груши. Поделились своими запасами и с нами, но есть отчего-то не хотелось — мешала тревожная неизвестность: как всё-таки боевики решили распорядиться нашими жизнями? Потихоньку страхи мои начали оправдываться. Изначально спокойный тон беседы Мунги с дядей медленно, но верно перерастал в яростную перебранку. Казалось, еще немного, и они вообще перейдут к рукопашной. Успокаивало лишь то, что остальные свидетели перепалки внешне проявляли к спорщикам полнейшее равнодушие, продолжая с аппетитом насыщаться.
Наконец предводитель шайки громко хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание бойцов, и затем произнес короткий спич, поочередно указывая пальцем то на дядю, то на меня. Я понял только одно: переговоры закончены, зачитывается приговор. «Похоже, нам конец, — решил я. — Сейчас шлепнут прямо у дурацкого барабана и даже закапывать не станут. Бросят на съедение тем же мухам и грифам, которые, наверное, уже доедают несчастного слона».
Да, совсем не так представлял я себе последний день жизни. Впрочем, если честно, я его вообще никак еще не представлял. Но чтобы мне, образованному москвичу, закончить свои часы в верховьях какой-то безвестной африканской реки?! Это было из области уж совершенно безумной фантастики.
По знаку Мунги боевики начали деловито подниматься и навешивать на себя рюкзаки и оружие. Один из них стоял буквально в двух шагах от меня. Зажав автомат коленями, он силился просунуть руки в лямки походной котомки.
«А что, если схватить его оружие, — мелькнула шальная мысль, — и положить их здесь всех до единого?»
Сделав вид, что тоже хочу подняться, я поджал ноги, приготовившись к стремительному броску.
— Ты сможешь одолеть пешком шесть-семь километров? — совершенно буднично поинтересовался вдруг Владимир Васильевич.
— Зачем? — опешил я.
— Просто их лагерь находится примерно на таком расстоянии отсюда, — неопределенно махнул он рукой.
