Ознакомительная версия.
– И я, наверное, самая счастливая, Можер, – с улыбкой обвила она ему шею руками. – Ведь ни одна, я уверена, не слышала в свой адрес столько приятных слов.
– Потому что ты их достойна, любовь моя.
– Однако что же делать, ведь на мне еще висят церковные обеты: послушания, бедности, целомудрия… Я должна избавиться от этого.
– Все это ты давно уже нарушила, – рассмеялся Можер. – Но знаем об этом только мы оба, и чтобы твое отречение выглядело в рамках закона, надо совершить его как подобает – в церкви и с попом. Церковь рядом, поп на месте, поэтому идем сейчас же, ни к чему с этим тянуть.
– Я прихватила с собой монашеское платье, – Изабелла кивнула на узелок у двери. – Вдруг отец Рено заставит меня переодеться?
– Весьма предусмотрительно, – одобрил Можер. – Кто знает, какие у них в этом плане порядки?
И они, прихватив узелок и взявшись за руки, отправились в храм. Но вошли туда вчетвером: нужны были два свидетеля. Ими охотно согласились стать Констанция и Маникор.
Рено не удивился, увидев в проходе между скамьями сестру Монику и с нею трех спутников. Казалось, он ждал этого, давно готовый к тому, чтобы совершить обряд расторжения. Однако он был готов и еще к одному обряду, в котором уже не сомневался.
Влюбленные подошли, и Можер тотчас объявил:
– А ну, святой отец, живо снимай с бывшей монахини эти нелепые церковные проклятия!.. Тьфу ты, дьявол, я хотел сказать – обеты смирения, послушания… чего там еще?
– Церковь скорбит, сестра Моника, что теряет в твоем лице верную дочь Господа и невесту Его сына, – произнес Рено, обращаясь к Изабелле со ступеней алтаря. – Однако Христос милосерден и добр. «Прощайте, и вам простят», – сказал Он. – «Радуйтесь и веселитесь, ибо вы – соль земли и свет мира». И добавил еще Христос устами посланца своего небесного, явившегося ко мне нынешним утром: «А моего стада не убудет, ибо дух Божий с вами».
И Рено провел надлежащую церемонию по разрешению от обетов. Но парочка не собиралась так скоро покидать стены храма. Сойдя с алтаря, Рено с улыбкой повернулся к обоим и сказал:
– Знаю, чего еще хотите просить у церкви, дети мои. И давно готов к этому, ибо просвещен Духом Святым.
– А коли просвещен, то венчай нас поскорее, святой отец! Не видишь разве, как мы торопимся? Не правда ли, дорогая? – и Можер, повернувшись к Изабелле, взял ее за руку.
Юная графиня лишь с улыбкой кивнула в ответ.
Рено дал знак причетнику. Тот, раскрыв на аналое пергамент, приготовился скрипеть гусиным пером.
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… – затянул монах.
Когда наконец и с этим было покончено, Можер, обняв Рено и Маникора, объявил:
– Сегодня вечером во дворце праздничный ужин, друзья мои! Мы выпьем за наших новообращенных дам Изабеллу и Констанцию и наш брачный союз с графиней де Бовэ! Приглашаются все желающие!
А святому отцу сказал на ухо:
– Не забудь, дружище, вручить мне документ, как весомое доказательство моей женитьбы.
– Ты повезешь Изабеллу в Нормандию?
– Должен же я ее представить своим!
– Одобряю, – кивнул Рено, поглядев на Изабеллу. И сказал ей: – Ну вот, графиня, ты и нашла свое счастье. Молодец, что пришла ко мне тогда…
Графиня склонилась и поцеловала ему руку.
За праздничным столом королева Сусанна, глядя на молодоженов, мрачно изрекла:
– Какую красотку отхватил себе этот нормандец! А ведь я хотела прибрать его к рукам.
– Теперь слишком поздно, – ответила ей Ирэн. – Прибирайте вашего мужа.
– Какие же еще уловки мне изобрести?
– Никаких, мадам, – промолвила Агнес. – Это уже ни к чему не приведет. Юнец успел увидеть в вас врага, выбить эту дурь у него из головы, боюсь, будет невозможно.
– Осталось одно средство, – подсказала Ирэн, – имя ему – ревность. Найдите себе любовника. Узнав об этом, супруг поймет, что надо делать.
Сусанна задумалась.
На другой день герцог Бургундский позвал Можера в зал для заседаний Королевского Совета. Там уже были архиепископы, епископы, герцоги, графы – знать королевства. Нормандец пожелал узнать, в чем дело; Генрих в ответ протянул руку, приглашая войти.
Оба подошли к столу, встали рядом с Гуго. Тот повернулся, спросил:
– Ты сказал ему, Генрих?
Брат отрицательно мотнул головой.
Король мрачно поглядел на нормандца:
– Дурные вести, Можер: Лан захвачен врагом.
– Как! Снова мусульмане?! Проклятая саранча! Но на сей раз я уже не десяток, сотню тюрбанов срежу своим мечом! А-а, так вот, значит, в чем дело: захват монастыря был всего лишь отвлекающим маневром?
– Успокойся, это не мусульмане.
– Кто же еще может быть нашим врагом? – опешил нормандец.
– Карл Лотарингский.
Если бы сказали сейчас, что остров Сите стремительно уходит под воду, Можер не так удивился бы, как этому известию.
– Вот дьявол, он все-таки не успокоился!
– Я не стал говорить этого вчера, дабы не омрачать твой праздник, друг мой.
– Но как же так, государь? Ведь мы с Карлом друзья, как он может!..
– Ваша дружба здесь ни при чем. Он намерен стать королем. Один из нас должен найти смерть в этой войне.
Они замолчали. Тишину разрезал гневный возглас Адальберона:
– Я созову Церковный Собор. Карл и Арнульф, как выступившие против миропомазанного избранника Божия, будут отлучены от церкви!
– Кто такой этот Арнульф? – тихо спросил Можер у Генриха.
– Племянник Карла, бастард. Это он сдал город дяде.
– Значит, имело место предательство?
– Лан неприступен, ты же знаешь; взять его – дело безнадежное.
– Как же король узнал?..
– Сообщил гонец. Еще позавчера. Архиепископ был уже здесь, он узнал раньше.
– Значит, война?
Генрих кивнул.
– Когда выступаем?
– С ума ты спятил! Даже и не думай. Первый же взмах мечом – и ты истечешь кровью.
– Вздор! Я готов хоть сейчас!
Герцог опустил руку на плечо нормандца:
– Обойдемся без тебя, Можер. Ты норманн, к чему тебе ввязываться в наши распри? Езжай домой, там залечишь свои раны. Я не шучу.
Дождавшись окончания совета, Можер решил поговорить с королем. Они втроем были в кабинете: оба монарха и герцог Генрих.
– Государь, – начал сын Ричарда прямо с порога, – нормандец уже не нужен? Его можно выбросить за борт, как ненужный хлам? Что я скажу отцу? Что франки отправились воевать, а я остался дома?
Гуго усадил его на скамью, сел рядом.
– Если бы даже мы пошли на сарацин, я и то не взял бы тебя с собой, мальчик мой. Ты слишком дорог мне, чтобы я послал тебя на верную смерть, а она не станет церемониться, тебе не снести даже пары голов… Я беседовал с Валеном. Услышав об этом, он вытаращил глаза и замахал руками. Как минимум с месяц тебе надо находиться в покое, всякие резкие движения противопоказаны, иначе поползут швы – и тогда конец.
Ознакомительная версия.
