В отличие от Помпадур жена Брюля охотно делилась своими косметическими секретами с дрезденскими придворными дамами. Но чтобы делиться секретами, надо их знать. Поэтому, став обладательницей знаменитых духов, она пригласила к себе во дворец десять лучших аптекарей, алхимиков и парфюмеров Дрездена. Тому из них, кто раскроет секрет Менотти, было обещано солидное вознаграждение, настолько солидное, что графиня ни на минуту не сомневалась в успехе. И действительно, через некоторое время вместо отданного на исследование флакона графиня получила девять. Все девять напоминали своим ароматом «Весенний луг», но, как вскоре Коловрат-Краковская убедилась, ни один из них не был «Весенним лугом»… И тогда, как гласит легенда, графиня вспомнила про десятого парфюмера, того, кто отказался участвовать в состязании. Как раз на него графиня возлагала наибольшие надежды: это был самый опытный парфюмер, духи которого высоко ценились в Дрездене и Варшаве.
— Похоже на то, что вы не нуждаетесь в деньгах, метр?
— Разве есть люди, которые в них не нуждаются? — возразил парфюмер.
— Вы не смогли определить составные части «Весеннего луга»?
— В него входят спиртовые вытяжки из помад фиалок, акаций, жасмина и роз. Тинктура же приготовлена из серой амбры, сибирской бобровой струи, сиамского росного ладана и листьев пачули.
— Так где же флакон с вашим «Весенним лугом»?
— Его нет и не будет.
— Но почему? — удивилась Коловрат-Краковская.
— Видите ли, графиня, — сказал старый парфюмер, — я знал некоего живописца, картины которого ныне украшают стены многих дворцов. Это был преуспевающий художник, но он умер в нищете. Никто, кроме меня, не знал, куда исчезли заработанные им деньги. Между тем нищим его сделало неуемное тщеславие. Он всю свою жизнь приобретал шедевры мирового искусства. Нет, не для того, чтобы преклонить колени перед творениями великих гениев. Он хотел вырвать у времени тайну их мастерства. По ночам он слой за слоем соскабликал краски с бесценных полотен Тициана, Рафаэля, Рембрандта… Он губил полотна великих мастеров, чтобы самому превратиться в великого мастера.
— И что же? — спросила Коловрат-Краковская.
— Через какое-то время он познал все тайны техники и секреты красок. Он узнал всё, но так и не стал ни Тицианом, ни Рафаэлем. Он умер, как и жил, обычным модным живописцем. И поверьте, графиня, умирать ему было тяжело. Потому-то я и не взялся за эту работу. Я знаю все составные части «Весеннего луга», но разве это что-нибудь значит? Для того чтобы создать точно такие же духи, а не их жалкую копию, нужно быть метром Менотти.
— Видимо, графиня была разумной женщиной, — заключил Василий Петрович. — Во всяком случае, говорят, что она больше никогда не пыталась раскрыть секрет «Весеннего луга».
А этот флакон, один из тех легендарных пяти, я приобрёл в антикварном магазине в Дрездене. Для продавца это был обычный, ничем не примечательный флакон времен Людовика XV. Действительно, сам по себе он не заслуживает внимания. Флакон как флакон. Им бы, пожалуй, даже не заинтересовались и наши любители хрусталя. Хрусталь-то не из первосортных…
Не обращая на нас внимания, вырезанный на флаконе ангел продолжал усердно музицировать на арфе.
Судя по его безразличной физиономии, его совсем не занимала эта давняя история, свидетелем которой он некогда был. «Грёзы Версаля», «Весенний луг» или «Шипр» — не все ли равно? Не задело его и замечание Василия Петровича о качестве хрусталя. Ангел не хотел ни во что вмешиваться, предпочитая роль стороннего наблюдателя.
Что ему косметика и парфюмерия, метр Менотти, Блонд, мадам Помпадур, графиня Коловрат-Краковская, маг Фальери и мосье Каэтан?
Суета сует…
— И больше никто не пытался разгадать секреты Менотти? — спросил я Василия Петровича.
— Не знаю. Но разве это так уж существенно?
— Пожалуй, нет.
Я машинально вынул из флакона остроконечную гранёную пробку…
Нет, мне не почудилось. Я явственно ощущал запах настоянных на солнце роз, фиалок и жасмина.
— «Весенний луг»?!
— Нет, — улыбнулся Василий Петрович, — создать духи, которые сохранили бы свой аромат двести лет, не мог даже Лоренцо Менотти.
— Но запах?
— Это запах истории, голубчик. Истории свойственен свой аромат, особенно если это история парфюмерии…
Сфрагистика — историческая вспомогательная дисциплина, изучающая печати.
Воротная печать — печать, которую хранитель печати, «печатник», носил на вороте кафтана.
Альбертина Марат подарила эти листки полковнику Морэну, который собирал коллекцию патриотических документов эпохи. А много лет спустя на них появилась запись, сделанная рукой знаменитого французского писателя Анатоля Франса: «По смерти полковника Морэна эти кровавые листки были перенесены со всеми его книгами в отель гр. А. де ла Тредуайер. У этого дворянина мрачные листки вызвали чувство отвращения, и он принудил моего отца убрать их; отец дал их мне, и таким путем они попали ко мне. Анат. Франс».
«Огонёк», 1917, № 23.
«Воспоминания Бестужевых». М. — Л, Изд-во АН СССР, 1951, с. 65.
Резные драгоценные и полудрагоценные камни, геммы, бывают двух видов: с выпуклым изображением — камея, с углубленным — интальо.
Об этой записке упоминается в книге А. О. Смирновой-Россет «Записки». Спб., 1897.
Еженедельник «Советская юстиция» № 8 от 23/II 1922 года.
Губотюсты — губернские отделы юстиции.
Комиссии Помгол — комиссии помощи голодающим.
Теофиль Латур д'Оверн, прославившийся своей храбростью в период Французской революции 1789–1794 годов, был представлен Бонапартом к званию генерала. После того как Латур демонстративно отказался от этого звания, Наполеон пожаловал его более высокой наградой — званием «первого французского гренадера».
Знаменщик — рисовальщик.
«АРА» — сокращенное наименование «Американской администрации помощи», благотворительной организации, которой в 1921 году в связи с голодом была разрешена деятельность в РСФСР.
