у него есть двое шуринов, оба маркизы, один из которых — полный генерал, а сам он всего лишь кавалер ордена Бани и — если не случится невероятной возможности обойти старших его стажем — пройдет еще добрых восемь лет, прежде чем он станет контр-адмиралом, даже если ему удастся прожить достаточно долго и его карьера не будет прервана трибуналом. Хорнблауэр протянул руку за первой открытой депешей и еще раз перечитал абзац, который имел самое непосредственное отношение к текущему моменту:
«Их Светлости желают, чтобы я обратил Ваше особое внимание на факт, что Правительство считает особо важным вопрос укрепления обороны Риги так долго, как это только будет возможно. Их Светлости поставили меня в известность, что безопасность эскадры, находящейся под Вашим командованием, имеет лишь второстепенное значение по сравнению с затягиванием осады и приказывают Вам, под Вашу личную ответственность, сделать все, что в ваших силах, чтобы воспрепятствовать неприятелю продолжать свой марш на Санкт-Петербург».
Другими словами, размышлял Хорнблауэр, Ригу нужно защищать до последнего человека — и до последнего корабля — а его просто расстреляют, если в Адмиралтействе решат, что коммодор не сделал всего возможного перед лицом противника. Он крикнул, чтобы спустили катер, закрыл бюро, взял шляпу и, после минутного колебания, пистолеты, после чего велел отвезти себя в Даугавгриву.
Теперь деревня представляла собой просто груду развалин; уцелела только церковь, толстые стены которой устояли под огнем, который буквально опустошил все вокруг и под градом рекошетирующих ядер, сыпавшихся при бомбардировках русских укреплений. Все вокруг пропахло смертью: мертвых было достаточно и похоронены они были неглубоко. Траншеи тянулись от подвала к подвалу разрушенных домов — только так можно было обеспечить безопасный проход через деревню; именно таким образом он и пробрался к церкви. С галереи открывался зловещий вид. Осаждающие закончили вторую линию траншей, которая проходила не более, чем в двух сотнях ярдах от позиций обороняющихся; французские апроши продолжали свою неумолимое продвижение к валу. Большая батарея вела непрерывный огонь; в ответ только изредка грохотали русские пушки — слишком много канониров уже было убито и слишком много орудий разорвано на куски. И пушек, и артиллеристов не хватало так что стоило поберечь оставшихся для того, чтобы отбить очередной штурм. Ниже, у самого уреза воды со стороны осаждающих были выстроены отлично спланированые батареи, на которых виднелись пушки, готовые накрыть своими залпами район бухты, где в свое время стояли на якоре бомбардирские кечи. Теперь не было никакой возможности повторить неожиданную бомбардировку штурмовой батареи, подобно той, что когда-то продлила осаждающим работы на четверо суток — ценой жизни молодого Маунда.
Клаузевиц холодно комментировал ситуацию Хорнблауэру, пока они разглядывали открывающуюся панораму в подзорные трубы. Похоже, для этого доктринера осада была всего лишь поводом для интелектуальных упражнений. Можно было с математической точностью рассчитать скорость продвижения апрошей и разрушительное действие батарей, предвидеть каждое движение атакующих и ответный контрход, с точностью до часа предсказать момент решительного штурма. Теперь, когда уже невозможно было больше вести огонь по все приближающемуся апрошу, настало время попытаться приостановить осадные работы при помощи вылазки.
— Но, — возразил Хорнблауэр, — если французы узнают, что готовится вылазка, то они ведь приготовятся к ее отражению?
— Да, — согласился Клаузевиц, его холодные серые глаза оставались бесстрастными.
— Не будет ли лучше застать их врасплох?
— Да. Но как это сделать, находясь в осаде?
— Мы же захватили их врасплох с бомбардирскими кечами.
— Да, но сейчас…
Клаузевиц указал на батареи, которые прикрывали ближний конец бухты.
— Но все же, — начал Хорнблауэр и прервал на полуслове. Критические замечания не имели смысла, если не сопровождались конструктивными предложениями. Он опять внимательно оглядел осадные работы, призывая на помощь все своё вдохновение, когда внизу взревели пушки. Пушки стреляли и выше по течению реки, где французы штурмовали пригороды Митау, расположенного на другом берегу реки напротив Риги. Силы защитников таяли, а Макдональд, подобно бульдогу, все крепче стискивал хватку своей осады и ослабить ее было нелегко. Все ресурсы Пруссии были брошены на обеспечение снабжения его армии всем необходимым для осады и французский маршал до сих пор доказывал, что ничто не заставит его отказаться от своих замыслов, даже тот факт, что латвийские, ливонские и литовские крестьяне подняли у него в тылу восстание, так что вся страна за спиной у французов была в смятении.
— С верховьев реке приплыли трупы, — проговорил Клаузевиц, его крепкие белые зубы блестели, по крайней мере, вызывающе. Хорнблауэр непонимающе взглянул на него.
— Это после сражений двухнедельной давности, — пояснил Клаузевиц, — под Витебском и Смоленском, в двухстах милях к югу от нас. Некоторым телам удалось совершить это путешествие. Тела русских, их очень много. Но есть и тела французов, баварцев, вестфальцев и итальянцев, — очень много итальянцев. Похоже, это была большая битва..
— Очень интересно, — пробормотал Хорнблауэр, все еще расматривая осадные работы. В центре второй параллели траншей появилась новая батарея, огонь которой смог бы отбросить любые силы, атакующие в лоб, чтобы разрушить эти работы. Нападающие лишатся многих и многих, прежде чем пройдут эти две сотни ярдов по совершенно открытой местности под ураганным огнем и смогут броситься на штурм рва и вала. Фланги позиции также хорошо защищены, один — маленькой речкой, а другой обращен к бухте. Бухта! Французские батареи могут достаточно эффективно простреливать бухту, чтобы воспрепятствовать бомбардирским кечам встать здесь на якорь при свете дня, но они не смогут остановить атаку пехотного десанта, переброшенного на лодках ночью. Затем, на рассвете, можно будет ударить во фланг траншеи. Хорнблауэр обернулся со своим предложением к Клаузевицу и тот сразу же одобрил его. Сухопутные офицеры при планировании своих операций обычно были склонны забывать о море, но Клаузевиц, хоть и пруссак, обладал достаточной гибкостью мышления, чтобы осознать преимущества плана, основанного на неожиданной атаке с моря.
Времени терять было нельзя, так как штурм Даугавгривы ожидался со дня на день. План необходимо было начинать претворять в жизнь сразу же: определить этапы операции, договориться о сигналах, выделить войска для десанта и направить их к тому месту, где Хорнблауэр смог бы сформировать из моряков экипажи для речных барок, которые доставили бы пехоту в район высадки. Хорнблауэру пришлось все подробно объяснить команде и офицерам, отдать приказы и убедиться в том, что они правильно поняты.
Монтгомери, Дункан, Пурвис и Кэрлин, выделенные для командования моряками, поднялись под купол церкви, чтобы воотчию увидеть цели, по которым они должны были ориетироваться. Хорнблауэр успел устать в ожидании, прохаживаясь вокруг по галерее, после того как послал за ними.
