– Ладно, – сказал Ганнон и положил на стол две бронзовые монеты.
Толстяк снова посмотрел на него.
– Если хочешь массаж, рабов, мужчин или женщин, которые могут предложить другие услуги, это будет стоить больше…
– Нет, мне ничего не нужно.
– Как пожелаешь. Аподитерий там. – Он махнул в сторону двери в дальней стороне комнаты и снова принялся гладить кота.
Ганнон ничего не ответил. Бросив презрительный взгляд на громилу, он прошел в раздевалку с изящной мозаикой на полу и фресками с изображением моря. Сразу же продавец выпечки – чей голос он, наверное, слышал – поднял свой товар, показывая его Ганнону, но тот отрицательно махнул рукой. Тут же раздевались еще двое мужчин; они отдавали одежду рабам, которые складывали их в пронумерованные отсеки на деревянных полках, висевших на уровне глаз. Ганнон собрался раздеться, но в последний момент вспомнил о шраме. Он совсем о нем забыл! Всякий, кто его увидит, примет его за раба. Однако упрямство и раздражение заставили его остаться. Если он повяжет вокруг шеи кусок ткани, никто не увидит позорной буквы «Б». А если его спросят, он скажет, что у него там незаживающая рана и лекарь предупредил, что ее следует держать закрытой, в особенности в бане.
Он разделся и протянул одежду и сандалии рабу.
– Я не хочу, чтобы у меня что-то украли, пока я моюсь. – Ему показалось, что раб презрительно искривил губы. – Возможно, моя одежда пахнет не лучшим образом, но некоторые воры ничем не погнушаются.
Выражение лица раба стало более доброжелательным.
– Я присмотрю за твоими вещами, господин. Хочешь, чтобы твою одежду постирали?
– Возможно, в другой раз.
Раб бросил любопытный взгляд на его шею, но Ганнон уже направился во фригидарий, где не собирался задерживаться; впрочем, особой популярностью тот не пользовался. Как и следовало ожидать, в холодном бассейне плавал только один человек – Ганнон видел его в раздевалке: мужчина средних лет с седыми волосами и крючковатым носом. Они обменялись кивками; и вновь кусок ткани на шее Ганнона привлек внимание, и он решил действовать сообразно своей легенде и не мочить ткань. Карфагенянин быстро пересек бассейн, вышел с другой стороны и оказался в следующем помещении – тепидарии, где было гораздо теплее, что больше соответствовало его вкусам. После холодного бассейна он слегка замерз.
В тепидарии Ганнон сел на одну из длинных деревянных скамеек, что шли вдоль стен помещения. Воздух здесь был приятным и теплым; стены украшали изображения дельфинов, рыб и морских чудищ. Неподалеку сидели несколько мужчин. Трое, которые, видимо, пришли вместе, потягивали вино из глиняных кубков; двое играли в кости на полу; один прислонился к стене и задремал. Ганнон закрыл глаза и сделал вид, что отдыхает. На самом деле он внимательно прислушивался к каждому слову.
– Драхма за партию, как и прежде? – спросил первый игрок.
– Да, пожалуй, – ответил его не слишком довольный напарник.
– Две пятерки! Попробуй перебить, друг мой!
– Неужели ты вчера переспал с Фортуной? – мрачно спросил второй. – Сегодня она отдала тебе всю удачу. – Он бросил кости и издал победный крик. – Пятерка и шестерка! Наконец-то я выиграл.
Они продолжали играть, перебрасываясь ядовитыми репликами, и Ганнон принялся наблюдать за тремя пришедшими вместе мужчинами. Они сидели напротив, и он сделал вид, что дремлет. Из-за этого, или из-за вина, их голоса зазвучали громче.
– Проклятая война никогда не закончится, – проворчал старший, седой мужчина с узловатыми руками и ногами. – Несомненно, она будет продолжаться не меньше, чем предыдущая. Я помню…
– Калавий, выпей вина, – перебил его невысокий мужчина, сидевший слева. У него были карие глаза и смазанные маслом вьющиеся волосы. – Твоя чаша опустела.
Несмотря на то, что он перебил Калавия, его голос прозвучал подобострастно. Очевидно, они занимали разное социальное положение, и его спутники были аристократами. Ганнона охватило разочарование. Он знал, что Капуя не слишком большой город, и, вероятно, эти люди знают родителей Аврелии. Если бы только он мог задать им вопрос!
– Благодарю. – Калавий протянул свой кубок.
Невысокий мужчина поднял руку с кубком.
– Тост: за наших храбрых полководцев, которые должны разбить Ганнибала.
Третий мужчина – широкоплечий и привлекательный – спокойно сидел, не поднимая кубка.
– Ты сказал: наши полководцы. Ты не римлянин и не из Кампании. Ты проклятый грек.
– Тем не менее, я живу здесь и плачу налоги, – сказал, слегка смутившись, невысокий мужчина.
– Однако ты не гражданин. – Голос третьего мужчины прозвучал жестко. – Тебя никогда не возьмут в армию. И ты не будешь сражаться с гуггами, как мой сын или племянник и внуки Калавия.
Калавий нахмурил брови.
– Мой друг прав.
– Приношу свои извинения, – последовал быстрый ответ. – Я никого не хотел оскорбить. – Он снова поднял кубок. – Пусть боги ведут и защищают римских полководцев в войне с Ганнибалом. И пусть хранят всех сынов Рима, сражающихся с врагом.
Его спутники смягчились, и они выпили все вместе.
Однако их мир продолжался недолго. Когда римляне снова заговорили о политике, грек не удержался и высказал свое мнение. Третий мужчина рассердился еще сильнее.
– Хватит, Фанес. Ты здесь для того, чтобы подольститься к нам, тут нет никаких сомнений, но меня не интересует твое мнение относительно политики Рима. Ты понял?
Пока грек всячески унижался, разум Ганнона работал изо всех сил. Имя Фанеса показалось ему знакомым.
– Зачем ты здесь, Фанес? – спросил Калавий. – Сомневаюсь, что ты хотел с нами выпить.
– Ну… – Грек облизнул губы. – У меня есть несколько должников, которые перестали со мной расплачиваться.
«Ростовщик! – сообразил Ганнон. – Тот, что мертвой хваткой вцепился в мать Аврелии». Охваченный яростью, он стал слушать внимательнее.
– В этом нет ничего удивительного. Идет война, если ты не заметил, – резко заявил третий мужчина.
– Мир, – сказал Калавий. – Ты можешь порицать его профессию, но он и его товарищи помогают нашему городу. Пусть говорит.
– Хорошо. Тогда я намерен перейти в кальдарий. – Мужчина вежливо кивнул Калавию, бросил хмурый взгляд на Фанеса и ушел.
Через мгновение за ним последовал еще один, тот, что до этого дремал. Ганнон захрапел, делая вид, что просыпается, но потом снова закрыл глаза. После короткой паузы грек заговорил снова:
– Я бы хотел обратиться в суд, чтобы получить их поместья в виде компенсации за долги. Возможно, судье будет легче принять правильное решение, если ему немного помогут. Пара слов, сказанных нужным людям, может привести к тому, что к моему прошению отнесутся благосклонно.
