К тому же, если она потеряет ребенка, ей придется снова забеременеть. Таким будет желание Луция – да и всех остальных. Она должна как можно скорее обеспечить семью мальчиком-наследником. Аврелия вспомнила слова матери. Если она выносит ребенка, а еще лучше – родит двоих или троих, ее существование станет намного проще. Луций оставит ее в покое, и жизнь наполнится радостью – она будет иметь собственную семью. И, если Фортуна ей улыбнется, даже сможет завести любовника, который будет относиться к ней не как к племенной кобыле, а как к женщине. Так что бездействие представлялось Аврелии лучшим выбором.
Перед ее мысленным взором возник Ганнон, но она безжалостно прогнала его образ прочь. Горькая правда в том, что она больше никогда его не увидит и они не смогут провести жизнь вместе; значит, она должна принять свою судьбу. В противном случае ей предстоят бесконечные мучения, а мгновениями счастья будут лишь воспоминания… нет, это верный путь к безумию.
Значит, только к лучшему, что она ждет ребенка, теперь это часть ее работы. Аврелия незаметно потрогала рукой живот, и ее вдруг охватило возбуждение – и радость. Ей все еще не казалось возможным, что у нее внутри может расти новая жизнь. «Я выношу ребенка, – сказала себе Аврелия. – И он будет принадлежать не только Луцию, но и мне. И я стану любить и лелеять его, будь то мальчик или девочка. Таково мое назначение в жизни». Принятое решение порадовало Аврелию, потому что она приняла его сама – а ведь в ее жизни от нее зависело совсем мало.
– Ты выглядишь счастливой, госпожа, – сказала Элира.
Удивленная Аврелия постаралась сделать равнодушное лицо.
– В самом деле?
Иллирийка посмотрела на нее в зеркало.
– Да. Мне показалось, что я заметила на твоих губах улыбку, а боги знают – теперь такое случается редко.
Аврелия попыталась придумать какую-нибудь разумную ложь.
– Мне нравится, как ты расчесываешь мне волосы. И они прекрасно выглядят.
– Но обычно ты не улыбаешься, когда я это делаю.
– А сегодня я получаю удовольствие, – заявила Аврелия тоном, не терпящим возражений.
Элира приподняла брови, но промолчала.
Молодая госпожа собралась рассказать обо всем иллирийке, но тут же передумала. Слишком открытое это было место – возле ее супружеской спальни, рядом с внутренним двориком. После свадьбы Аврелия стала больше заниматься своей внешностью, а для этого требовался яркий свет, вот почему она сидела здесь на стуле. Она привыкла к взглядам рабов, а они – к ее ритуалу. Большинство даже не смотрели в ее сторону, когда проходили мимо, выполняя свои обязанности, но из этого еще не следовало, что они не станут подслушивать. Аврелия решила поговорить с Элирой позже, когда они отправятся на ежедневную прогулку к реке.
Молодая женщина так глубоко погрузилась в свои мысли, что не обратила внимания на Статилия, худого управляющего, который остановился в дверях таблинума. И только после того, как он вежливо кашлянул, подняла голову.
– Да?
– Госпожа, прибыла твоя мать.
Аврелия заморгала.
– Моя мать? – глупо переспросила она.
– Совершенно верно. – Управляющий кивнул с важным видом. – Она нанесла нам визит. Я уже послал раба, чтобы тот сообщил хозяину. – Он посмотрел на открытые двери таблинума. – Я предложил ей комнату, где она могла бы переодеться и освежиться, но твоя мать отказалась.
Все еще не до конца понимая, что происходит, Аврелия жестом показала Элире, что ей следует остановиться. Через мгновение появилась Атия. За нею поспешно шагал ее раб.
– Мама. – Хотя во время последней встречи между ними возникла неловкость, Аврелия почувствовала, что ее переполняет нежность, и она с трудом преодолела желание подбежать к Атии. Так мог бы поступить лишь ребенок. Поэтому она встала и чинно подошла к матери. – Какой сюрприз! Я так рада!
Губы Атии растянулись в улыбке, но глаза остались холодными, когда они расцеловались.
Аврелия вздрогнула. Что-то случилось.
– Ты получила известия от отца или Квинта? С ними все в порядке?
– Думаю, да. С тех пор как я писала тебе в последний раз, от них не было новых известий. – Атия поплотнее закуталась в накинутый на плечи темно-зеленый шерстяной платок. – Здесь так холодно… Как ты можешь сидеть под открытым небом в одном платье?
– Тут больше света, – объяснила Аврелия, пытаясь понять, что происходит. Зачем ее мать приехала? – Пойдем. В одной из комнат для приемов у нас подогретый пол. – Она повернулась к Элире: – Принеси теплого вина. – И к Статилию: – Позаботься о достойном обеде.
Комната для гостей была прекрасно обставлена, и все вокруг говорило о богатстве: стены, выкрашенные в красный цвет и расписанные сценами из мифов: Эней в первый раз встречает Дидону; Ромул и Рем сосут молоко волчицы. Туалетные столики из лиственных пород дерева, удобные диваны и стол из красного дерева, столешницу которого украшала изысканная резьба. С потолка свисала серебряная люстра. Аврелия ничего не замечала. Как только они оказались в комнате, она закрыла дверь. Лицо матери оставалось холодным, что вызвало у девушки тревогу.
– Я всегда рада тебя видеть, мама, но твой визит для меня – полнейшая неожиданность. Почему ты никого не прислала, чтобы меня предупредить?
– У меня не было времени. Да и как ты можешь что-то понимать, ведь ты живешь далеко от города… Дело в Фанесе.
Кровь прилила к лицу Аврелии, и ей пришлось опереться о стену, чтобы сохранить равновесие.
– Ты в порядке, дитя? – Атия тут же оказалась рядом, мигом превратившись в ее мать.
– Д-да, я в порядке. Ты что-то говорила о Фанесе…
– Я не упоминала об этом куске дерьма в письмах, потому что не видела в этом смысла. Каким-то образом мне удавалось с ним расплачиваться. И мы не встречались, что меня вполне устраивало… – Атия глубоко вздохнула и вдруг показалась Аврелии постаревшей и уязвимой.
Молодая женщина коснулась руки матери.
– Пожалуйста, продолжай.
– На прошлой неделе я отправилась в Капую, чтобы кое-что купить. Как всегда, я остановилась у Марциала. Должно быть, у Фанеса повсюду шпионы, потому что он нанес мне визит уже на следующий день. И рассказал диковинную историю – якобы в храме на него кто-то напал. – Рот Аврелии широко открылся, но ледяной взгляд матери заставил промолчать. – Когда Фанес молился, кто-то подошел к нему сзади с ножом. Однако это не было ограблением. Ему сказали, что он должен забыть о наших долгах.
– Только о наших? И речь не шла о других?
– Он упомянул только нашу семью.
Аврелией овладело недоумение.
– Но кто мог на него напасть?
– Я полагала, у тебя есть ответ на этот вопрос.
«Ганнон? – подумала Аврелия. – Нет, не может быть…»
