— Как же не видит, а вон…
Фира взвизгнула и махнула рукой.
— Фишкин–то? Он не мужчина! Он для модели.
— Модели?
— Да, модели мужчины. Старого и проливного. Иногда он раздевается, и мы на него смотрим. Привыкаем.
Девочки рассмеялись, а Фира, едва не касаясь губами уха Насти, зашептала:
— Мы должны любить старых и противных, таких, у которых кроме живота ничего и нет.
Она зашлась в гомерическом хохоте. Захлебываясь, выталкивала слова:
— Чтобы… я? Полюбила… такого? Скорее удавлюсь.
Но вот с полуоткрытой веранды девушек позвали. И так же нагишом они побежали в дом. Фира, следуя за ними, успела шепнуть Насте:
— Я приду к вам.
Настя ещё некоторое время лежала на песке. Мимо неё, не взглянув на неё и ничего не сказав, проследовал потомок германцев, родившийся в России, а живущий в Америке. Настя ещё раз выкупалась и, накинув халатик, тоже направилась в дом.
Её ни на минуту не покидало впечатление, что за ней наблюдают, что каждый её шаг виден, изучается, оценивается. И когда она пришла в свои комнаты и закончила туалет, ей принесли завтрак.
На многочисленных тарелках, блюдцах и вазочках были красиво разложены незнакомые ей яства: кусочки рыб, мяса, зелёные корешки, листочки, дары тропических садов и плантаций, вместо хлеба были сухарики, кусочки пирога, пирожного. Словно часовые, стояли бутылочки с водой, соком и вином.
Девушка, расставлявшая на столе блюда, тоже молчала, и не смотрела на Настю.
Настя подозвала Анчара и стала кормить его всем, что было у неё на столе. Пёс по достоинству оценил американскую кухню. Он был спокоен и всем своим существом как бы говорил: «Тут нет для тебя опасностей, ни о чём не тревожься, я тебя охраняю».
Ела Настя с аппетитом, старалась распробовать, услышать запахи, привкусы заморских снадобий.
«И всё–таки это какой–то капкан, думала она, — Никто ко мне не идёт, никуда не зовут. И Роберт исчез, как призрак».
Были сомнения, роились в голове вопросы, но не было тревог и страха. За собственную жизнь она не опасалась. Кому она нужна? Зачем?.. Вот свободы её могут лишить. Кричал же тот странный мужичок: «там сетка!» Может и везде расставлены перед ней сетки? Может быть. Но она быстро обо всём узнает. Вот сейчас позавтракает, встанет и пойдёт в город. Пойдёт — и всё тут!
Чувствовала, как шевелится в ней бес озорства. Ни с кем она здесь не будет церемониться. Нужна она им. Привезли — значит, нужна.
Но плотно поев и выпив большой фужер резко газированного напитка, Настя ощутила усталость.
— Что это? Уж не вино ли? — спросила она у служанки.
— Не знаю. Спрошу у повара и буфетчика.
— Спросите непременно и скажите им, чтобы спиртного мне не присылали.
— Хорошо.
Девушка отвечала по–английски. Настя не все её слова разбирала, но смысл ответов ей был ясен. «Налягу на английский», — вяло подумала Настя.
На мягкий кожаный диван бросила подушку и, не раздеваясь, легла. И мгновенно уснула. Сон был глубокий, без сновидений. Ей приносили обед, потом ужин, но она так бы и не проснулась, если бы над ухом кто–то горячо и страстно не зашептал:
— Проснитесь! Тетушка Брохенвейс велела узнать, не больны ли вы?
Она очнулась и увидела Фиру. В коротком, обнажавшем половину груди платье, с красной розой в волосах, она была похожа на хорошенькую куклу. И Настя невольно потянулась к ней, коснулась плеча.
— Тебя зовут Фира? Так, кажется?
— Да, Фира. Меня послала к вам тётушка Брохенвейс. Она ищет Роберта. У нас пропал Роберт.
— Роберт? Это что, — собака?
— Не–е–т! Это наш Роберт, племянник дядюшки, мой двоюродный брат. Он с вами ехал… У вас с ним ничего не было? Нет?
— А что у нас могло быть? Не понимаю. Ваш Роберт мне совсем не нравится.
— Правда? Это правда? Скажите мне. А?..
— У меня есть жених, и мы скоро поженимся.
— Жених? А как его зовут?
— Владимир. Вольдемар. Я его очень люблю. А если любишь, то уж никого и знать не хочешь.
Настя видела, что Фира по–детски простодушна и не умеет скрывать свои чувства. Эта девушка–подросток, ещё не вступившая в пору совершеннолетия, страстно влюблена и боится всякого соперничества.
— Я тоже хочу замуж за Роберта, я его очень люблю, очень, очень!
В порыве нежности Фира бросилась на шею Насти и стала целовать её в щеки, шею, плечи.
— Ты молодая, тебе ещё рано.
— Нет, нет, — я взрослая, я люблю Роберта, люблю давно, с двенадцати лет.
— А сейчас тебе сколько?
— Сейчас?
Фира задумалась и погрустнела. Её большие телячьи глаза наполнились тревогой.
— Я вам откроюсь, хочу открыться. Тётушка Брохенвейс сказала: «О своём возрасте молчи как рыба!», и я молчу, но нельзя же скрывать вечно, от всех людей!
— И всё–таки… Человек вправе иметь тайну, хотя бы одну. Особенно, женщина. Она вся — загадка, и тем интересна, привлекательна для мужчины. Он стремится разгадать её и не может. Любопытство его распаляется. Ты видела ребенка, который стремится заглянуть внутрь, игрушки? У говорящей куклы он оторвет ногу, руку — посмотреть, что же у неё там говорит. Машинку разберёт на мелкие части… Так и взрослый.
— Да, да, — я тоже тайна. Мне нет ещё и пятнадцати лет, а тётушка Брохенвейс достала мне документы о совершеннолетии. Это для того, чтобы выдать замуж за мистера Стенли. И ещё она готовит мне двух «запасных игроков» — мистера Гордона и мистера Белонди. Но я не хочу, мне не нужны старые башмаки, — хочу Роберта, Роберта…
Она вновь кинулась на шею Насти и забилась в истерике. Настя гладила её волосы, плечи и утешала по–матерински; «Ну, ну, не плачь, моя девочка, всё так и будет, как ты пожелаешь. Да, да, так и будет».
Служанка внесла ужин. Наклонилась к уху Фиры, проговорила шёпотом:
— Тётушке Брохенвейс плохо. Она потеряла сознание.
— А-a!.. — в раздражении взмахнула рукой Фира. — Позови мне мистера Фишкина. Да скорей! Слышишь?
Служанка склонила голову, стала пятиться к двери. Было видно, что она боится Фиру.
Ужин принесли на одну персону. И большой кусок мяса для собаки.
— Ты можешь поужинать со мной. Садись, — сказала Настя.
Вошёл мистер Фишкин и встал у двери. В тех же белых брюках, босой.
— Я буду здесь, и пусть меня не ищут, — сказала Фира
— Мне затруднительно говорить неправду тётушке.
Фира взвизгнула, схватила со стола фужер и бросила в лицо Фишкину. Тот отпрянул и на лету поймал фужер. Потом, кланяясь, вышел.
Настя сделала вид, будто не заметила сцены. А Фира, тяжело дыша и раздувая ноздри, что–то бурчала себе под нос, но слов её Настя не различала. Сейчас она думала о том, как бы выудить побольше сведений у этой своенравной девицы.
