всем ясно, что ты имеешь власть освободить моего сына, но не хочешь? Разве не каждое королевство и вся правящая власть вручены Богом апостолу Петру, а через него – и тебе? Благословен Господь, давший такую власть человеку! Ни король, ни император, ни герцог не свободны от ига твоей юрисдикции. Так где же ревность Финееса? [184] Где власть Петра? Где тот, кто сказал: «Ревность по доме твоем снедает меня»? [185] Должно показать, что двуострый меч в твоих руках дан тебе и твоим со-епископам не просто так для показухи. Скажи неправедным не поступать неправедно, а безбожным не возносить рог свой [186]. Почитаемое достоинство апостольского преемства не должно выродиться при наследнике Петра. Осознай свое превосходство, покажи свою ревность, препояшься для служения силы и окажи почесть своему служению. Слава твоя прострется в будущее, и следующее поколение будет знать, как тщетно похвалялся тиран, и с какой мощью папский престол покарал его бахвальство.
Точно так же да пребудешь ты в опасности и обвинен, если руки твои останутся праздными, а безнаказанность придаст силы грешнику. И если действительно все это происходит на покрытой бурной растительностью земле, то что же произойдет в пустыне? [187]
Отче, молю тебя, вспомни, каким другом тебе был мой муж, король Генрих, отец нынешнего короля, как он был верен тебе. Отметь, что и наследник отцовской привязанности тоже дружественен тебе. Да не удалят из твоего сердца, с какой заботой я излагала ему дела твоих легатов, на самом же деле – твое дело. Если когда-нибудь мое внимание к твоим нуждам ослабеет, да умру я заслуженно от ничтожных врагов моих!
Теперь я докажу, что обещания твоих кардиналов – слова, [их можно уподобить] листьям; ибо деревья не познаются по своим листьям или цветам – но по плодам их. И мы воистину познали их по плодам их. Стыдно мне и сказать – да будет же стыдно им за то, что они сделали! – тиран использовал их, как сторонников своей злобы, против которой, однако, им бы следовало выступить. Я показывала мою любовь к тебе не красноречием и словами, но делами и правдой. Выходит, злом отплатили [мне] за добро и ненавистью – за привязанность?
Могу сказать еще одну вещь – да будет спасен мир Господень! – скажу Ему то, чем, как мы читали, Иоав [188] упрекал царя Давида: «Ты любишь ненавидящих тебя и ненавидишь любящих тебя» [189]. Увы! Как обезвредить преступление против правосудия? Как презренно ключи от Церкви утратили свою функцию! И где следовало бы сделать очевидным славное превосходство св. Петра, там оно распростерлось ниц, достойное упреков, и власть первосвященника стала не имеющей ценности. Волк овладел овечьим стадом, лев Церкви Божией и всякий дикий зверь кормятся от нее, и некому восстать против зверя ради Божьего дома. Что же угнетает меня особо близко и неисцельно, так это то, что тиран мучает моего сына, а папа это покрывает; и нет никого, кто выкупил бы его или спас.
Так вот, если есть в тебе какое-либо сочувствие, какая-либо сила милосердия во Христе, какая-либо жалость, какое-либо сердечное сострадание, короче, хоть что-нибудь, что пробудит в тебе отеческую привязанность и [напомнит] о первосвященническом помазании, пусть все люди услышат твой мудрый приговор.
Но к чему я задерживаюсь на таких вещах? Я несусь по неопределенности и бичую [языком] воздух, и наш плач развеивается по ветру. Упорство тирана тверже адаманта. И я знаю – кем Бог пренебрег, того никто не исправит. Мои слова падают на землю и возвращаются ко мне пустыми, нет успеха в том, что было послано [190]. Потому ужасная буря треволнений обуревает меня, глубина ужасной бездны поглощает меня, и башня отчаяния давит мои кости. Все наши люди сдружились со смертью и заключили договор с адом, исчезая и иссыхая от страха и ожидания, что накрыли собой весь западный мир.
Итак, Ты, Господь Бог-странноприимец, который судит право, воззри, потому что я сильно страдаю, и рассуди дело мое. И потому что я не нахожу судию на земле, я, разбитая и никем не жалеемая, подвергаю земного судью Твоему небесному трибуналу. Несчастная я! Почему следую я за приступами моей неистовой печали и возношу мою жалобу к небесам?
Но я беспристрастно молюсь, о отче, чтобы доброта твоя снизошла не от принуждения, а происходя из [моих] страданий. Я согрешила, и, используя слова блаженного Иова [191], скажу так – лучше б мне не говорить того, что я сказала. К этому мне нечего добавить, и я приложу палец к моим устам.
Прощай!
(Написано 12 июня 1194 г.)
Элеонора, милостью Божией смиренная королева Англии шерифам и баронам казначея лорда Ричарда – приветствие. Да будет известно, что Юрнет, иудей из Норвича, удовлетворил нас насчет нашего золота, которое было ссужено нам во времена короля Генриха за 40 марок, которые он заплатил нам в Лондоне 15 дней спустя после Пасхи после смерти Генри Корнхилла. И на этом мы отказываемся от претензий к нему. Свидетель: Губерт, архиепископ Кентерберийский. [Дано] в Лондоне.
(Написано 11 апреля 1199 г., в день похорон Ричарда Львиное Сердце)
Элеонора, Божией милостью смиренная королева Англии, герцогиня Нормандии и Аквитании, графиня Анжу – всем епископам, аббатам, графам, баронам, профосам и бейлифам и всем ее верным, как теперь, так и в будущем, во всей Аквитании – приветствие в истинном Спасителе. Да будет всем вам известно, что согласно нашей воле и прошению, и за упокой души наиболее нежно любимого Короля Ричарда, нашего сына, дабы он скорее сподобился получить милость от Господа, Гийом де Мозэ выдал, что подтвердил хартией с согласием и заверил ее своей печатью, Богу и церкви святой Марии в Фонтевро и монахиням, служащим Богу в этой же церкви, в свободное, полное и вечное пользование 100 фунтов в анжуйской монете для одеяний дам [т. е. монахинь. – Е. С.] – и ни для какого иного использования; а с земельного [поместья] Моран выдавать же ему или его наследникам этой же церкви ежегодно тысячу су на праздник св. Иоанна Крестителя и тысячу су на Рождество Христово. Более того, он выразил согласие и пообещал Богу и нам, и принес клятву, возложив свою собственную руку на Библию, что если он и его наследники не выплатят указанную сумму в 100 фунтов данной церкви в Фонтевро, позволено нам и наследникам нашим целиком забрать у него земельное [поместье] Моран и владеть им так долго, как потребуется для
