с людьми, и предал честь их в пленение и красу их в руки врагов [169]. Это благодаря их трусости Церковь угнетена, вера в опасности, свобода сокрушена, терпение рождает обман, а безнаказанность – беззаконие. Где то, что Бог некогда обещал Церкви Своей: «Ты будешь насыщаться молоком народов, и груди царские сосать будешь [170]; Я поставлю тебя против гордости мира, причина радости из рода в род»? Когда-то Церковь наступала на шеи гордых и возносилась своей собственной силой, и законы императоров следовали священным канонам. Ныне порядок нарушен, и я говорю, что не только каноны, но и сами авторы канонов окружены превратными законами и омерзительными обычаями. Отвратительная подлость могущественных – терпится, и некому возмутиться, а сила канонов применяется только по отношению к беднякам. Посему далеко не случайно философ Анахарсис сравнил законы и каноны с паутиной, которая задерживает слабых существ и позволяет пролетать сильным.
Короли и принцы [всей] земли встали и объединились против моего сына, помазанника Господня. Один заковывает его в цепи, другой, преисполненный жестокой враждебности, опустошает его земли, или, выражаясь народным присловьем, один разбойничает, другой грабит, один держит ногу, другой разувает ее. Все это папа видит, и держит меч св. Петра в ножнах; тем самым он придает грешнику силы, а его молчание принимается за согласие. Воистину, тот, кто не исправляет, хотя мог бы и должен, похоже, соглашается [с происходящим], но притворщик со своим терпением все же не будет свободен от скрытной обеспокоенности общества. Близко время распри, как предсказал апостол, так что сын погибели откроется (т. е. явится Антихрист [171]. – Е. С.); опасные времена приближаются, так что нешвенный хитон Христов будет разрезан [172], и [рыболовная] сеть Петра прорвется [173], и единство католицизма нарушится. Это – начало злых дел; мы предчувствуем тяжкие беды, и боимся еще более тяжких. Я не пророчица, и не дочь пророка, и горе заставляет умолкнуть о грядущих в будущем беспорядках, и пусть не сбудутся эти слова, которые оно (будущее. – Е. С.) предполагает; письмо мое перемежается рыданиями, и горечь, высасывая силы моего духа, заглушает беспокойный поток моих слов.
Прощай!
(Написано в 1193 г.)
Святейшему отцу и господину Целестину, милостью Божьей папе, Элеонора, той же милостью королева Англии, герцогиня Нормандии, графиня Анжу – приветствие и пожелание преизбытка милости в твоем сердце.
Душа моя устала от жизни, ибо случилось то, чего я боялась, и ожидание еще более тяжкой судьбы отсекает все услады утешения. «Когда я не боялась, боялся ли ты больших опасностей?» И последовательно изучая мои труды и печали, я угнетена слабостью духа и несчастьем. Воистину я сейчас умаляюсь [174], и спешащая ко мне старость печалями предвозвещает мне скоротечность дней моих.
Я писала тебе много раз, в сокрушенном и смиренном духе часто предлагая свое сердце в жертву. Меня уже раз предали, так что на этот раз буду говорить с Господом, во прахе и [посыпав главу] углями. Позволь мне, Господи, хоть немного излить мою горесть. Воистину, я не знаю, как смягчится приступ беспокойства из-за этих причитаний и потоков слез. Долго я, разбитая, ждала кого-нибудь, кто смягчил бы горесть матери, кто сказал бы: «Иосиф, сын твой, жив и вытащен из колодца, и не пожрал его наихудший зверь» [175].
О, наихудший зверь [176]! Зверь, куда более жестокий, нежели тигры и вампиры, продал моего сына, рыцаря Христа, помазанника Господня, паломника Распятого – и передал его, закованного в цепи, императору. Таким образом, он попал к более жестокому противнику, и из тюрьмы он переведен в лабиринт, и попал от Сциллы к Харибде [177]. Со дней Иуды Искариота [178] не было никого, подобного ему (Леопольду Австрийскому или Генриху VI. – Е. С.), кто так нарушил бы закон Всевышнего, кто столь злокозненно предал бы праведного человека! Все это творилось в тайне и под покровом тьмы. Воистину, это были дела тьмы!
Отец милости, я умоляю в память об избытке твоей сладостности, освободи невинного от уст льва и от руки [179] зверя. Какая тебе польза от крови того, кого конкретно требовали из рук твоих?
Поскольку мы некогда верили, что Господь окажет милость сыну моему через тебя, мы были довольны. Теперь же дело повернулось совершенно иначе. Широко и повсюду празднует дьявол свой триумф! Он орудует злобой с мудростью, и когда люди слышат о пленении моего сына, это разносится по перекресткам Газы и этому торжественно рукоплещут необрезанные [180] на перекрестках Аскалона. Увы, увы! Тяжким ударом поразил нас Господь, и, наказав верного слугу, тиран вырвал мое сердце, а разграбляя Церковь, он творит зло в земле святых. Он поглотил бесчисленное множество людей, [принеся] горечь и печаль. И, свершив все это, ярость его не угомонилась, а рука еще дальше простерта. Он не щадит ни монахов, ни затворников, ни монахинь, ни прокаженных. Воистину, правосудие и закон, страх Божий, вера, почтение и праведность погибли. Восстань, Господь, доколе спишь? Восстань и избави меня от погибели! [181]
Побудись к действию и ты, о папа, пусть не скорбями несчастной грешницы, но хотя бы плачем бедных, стонами закованных, кровью зарезанных, разграблением храмов и, наконец, общим унижением святых. Посмотри, насколько подл враг: враги Церкви стали сильны в святом месте, они продолжают беззаконничать; умножая сговоры, усиливаются; прибавляют зло ко злу, так что кровь сливается с кровью, а гордость их постоянно растет, и нечистота ныне живущих не только достигает меры их отцов, но и преисполняет ее. Наверняка они заслуживают страшного проклятия или, скорее, удара молнии.
Восстань же, епископ всего мира, и пусть изойдет правосудие из твоей руки, словно молния. Как Петр поразил Ананию и Сапфиру [182] одним ударом и как одним же ударом он низверг Симона-волхва [183], пусть так исходящий из уст твоих дух поразит нечистых! Иначе окажется, что ты одобряешь своим согласием наложенные злом узы. Тех, кто не исполняет своих обязанностей, Господь сопричтет с делающими беззаконие.
Препояшься же высоко своим могущественнейшим мечом, а именно – мечом духовным, который есть Слово Божие. Пусть рука твоя сотворит справедливость, и силой, дарованной тебе свыше, исторгни жезл нечестивых мощью праведного. Защити моего сына щитом твоей доброй воли, и пусть невинного более не угнетает сын беззакония. Когда невиновность моего сына будет подтверждена всеми – и теми, кто рядом с ним, и теми, кто далеко – тебе уже не будет извинения от греха. Какое извинение может оправдать твое промедление и небрежение, когда
