Тайнтон был намного сильней и с легкостью отбивал все удары Лизетт. Но она нападала снова и снова. Когда они в третий раз скрестили клинки, Лизетт уже решила, что наконец-то добивается преимущества. Но тут раздался тошнотворный треск. Рука Лизетт болезненно дрогнула, и она поняла, что случилось немыслимое. Её клинок сломался почти у самой рукояти.
Тайнтон зловеще ухмыльнулся, Лизетт стояла достаточно близко, чтобы заметить блеск его белоснежных зубов. Она машинально набрала как можно больше слюны в своем пересохшем рту и выплюнула клейкую жидкость в лицо кавалеристу.
Слюна попала Тайнтону в глаза и вязкими нитями повисла на кончике носа. Она не ослепила его, а лишь отвлекла на мгновение, в которое Лизетт вонзила рукоять сломанного тука в высокомерное лицо Тайнтона. Его прямой и красивый нос словно взорвался. Тайнтон отшатнулся в брызгах крови, слизи и сухожилий. Клинка он из рук не выпустил, но удар оглушил и подкосил его. Лизетт оглядела мастерскую в поисках другого оружия, пока Тайнтон не пришел в себя.
Когда взгляд Тайнтона прояснился, он заметил Лизетт в нескольких шагах от себя. Она, нагнувшись, рылась в густом слое опилок. Подняв палаш, он, пошатываясь, устремился вперед и приготовился нанести тяжелый смертельный удар.
Когда Лизетт поднялась, в руке она держала молоток. Он был коротким и прочным, не чета длинному палашу Тайнтона. Но рефлексы последнего притупились от удара в нос. Тайнтон не ожидал, что Лизетт поднимется от опилок с такой скоростью и неистовством. Она набросилась на него, и несмотря на то, что Тайнтон обрушил на её голову палаш, молоток попал в цель еще до того, как клинок завершил дугу.
Удар оказался не смертельным. Молоток был увесистым, но слишком тупым орудием и занесен по прямой. Лизетт только намеревалась отбросить Тайнтона на несколько шагов назад и выиграть время, пока она найдет другое, действительно смертельное оружие. Молоток угодил Тайнтону в грудь. Удар заставил и без того оглушенного кавалериста отшатнуться, его палаш с грохотом упал на пол. Беспорядочно размахивая руками, Тайнтон отчаянно пытался сохранить равновесие, но тяжелые доспехи и помутненный от удара в нос рассудок влекли его вниз. Наконец, он перестал шататься, обо что-то споткнувшись. Бешено вращая глазами, он завалился навзничь, его лицо превратилось в маску неподдельного ужаса, когда он осознал, что происходит. Со сдавленным криком и гортанным бульканьем он рухнул спиной в бочку с дёгтем.
***
Полки Молиньё и Блэгга закончили свою попытку атаки на баррикаду роялистов. Их с готовностью подменили солдаты сэра Томаса Лансфорда и сэра Эдвадра Фиттона.
В рядах пехоты Фиттона оказалось три лишних солдата. Капитаны Страйкер и Форрестер в сопровождении сержанта Уилла Скеллена находились на правом фланге. Они были вооружены дирками и мушкетами. Дымились фитили, стволы были заряжены, а на полки подсыпан порох.
Когда показалась баррикада, человек в нескольких шагах слева от Страйкера упал на землю, сраженный парой пуль, раздробивших ему плечо и бедро. Страйкер прекрасно знал, что даже не смертельные раны через день-два могли привести к мучительной смерти, когда ранения воспалятся из-за сплющенной и деформированной пули. Он невольно вздрогнул.
Пятьдесят шагов. Страйкер, Форрестер, Скеллен и остальные мушкетеры в цепи вскинули оружие, прижав приклады к плечам. Незамедлительно последовал приказ стрелять, и они обрушили свинцовый ливень на баррикаду, тут же погрузившись в удушливое облако горького дыма, от которого ручьем потекли слезы.
Тут мушкетеры остановились, потому что из дыма вырвались многочисленные отряды их товарищей с ощетинившимися, как гигантские ежи, пиками.
Двадцать шагов. Обе противоборствующие стороны подняли пики; солдаты ругались и кричали, многие обмочились.
Пять шагов. Терции противников нанесли удар, схлестнувшись в мешанине, полной рёва и криков, брызг слюны и крови.
И тогда к побоищу присоединились мушкетеры, размахивающие своим оружием, как полуметаллическими палицами, и крушащие руки, лица и черепа, как яичную скорлупу. Бой выдался кровопролитным.
Страйкер находился у фашин, круша лица прикладом мушкета, оглушая и ослепляя любого, кто осмеливался встать у него на пути. Он рычал, как само воплощение смерти и ярости. Его длинные волосы растрепались, обрамляя изувеченное лицо, скалившееся и изрыгавшее проклятья, из-под потрескавшихся кровавых губ сверкали зубы, как у акулы. На лице ярко горел единственный глаз, выискивающий очередную цель и сообщавший жертвам о сотне способов, которыми они могли умереть. Люди дрожали в страхе, когда над ними нависала тень Страйкера.
Они пятились, но упирались в стоящих позади солдат. Так что им приходилось вставать и биться до тех пор, пока Страйкер не сражал каждого с безжалостной сноровкой и скоростью. Радость битвы всегда охватывала Страйкера, когда дело доходило до рукопашной. Он становился мушкетом, клинком, фальконетом. Он был самой схваткой и упивался ею. Да, он находился на волосок от смерти, но сражение делало его живее всех смертных.
Теперь солдаты Брука устали, вымотались достаточно, чтобы побросать оружие. Роялисты почувствовали это и воспрянули духом, понимая, что обороняющиеся уже сыты по горло смертельной схваткой. С удвоенной энергией роялисты ринулись вперед, растаскивая фашины и тюки. Тамбурмажор [25] в щепы разнес бревна баррикады алебардой. Лейтенант подбадривал своих солдат, которые небольшими группами ринулись на до сих пор стойко державшуюся баррикаду.
Внезапно посреди хаоса рукопашной схватки раздался крик со стороны фиолетовых мундиров; наполенный смертельным страхом, панический вопль, который заставил всех обернуться.
- Кавалерия! Кавалерия! - вопил солдат, и его товарищи, проследив за взглядом оцепеневшего солдата, увидели картину ада. Рядом с домами на правом фланге, по северной части Хай-Стрит, петляла кавалерия. Судя по ее выкрикам, алым перевязям и множеству штандартов, можно было догадаться, что это конница короля. Всадники Руперта обогнули город и пробрались за баррикаду, промчавшись с севера через Олд-Брентфорд в нижнюю часть города.
Людей Брука перехитрили и обошли.
А потом послышался треск дерева, и фашины вместе с толстыми кольями и всей мебелью, отнятой у горожанам, рухнули. Подобно саранче, наводнившей библейский Египет, ликующие солдаты роялистов десятками врывались в бреши. Круглоголовые ударились в бегство. Баррикада пала.
Позади огромной баррикады, на задворках дома, который был заперт на засовы не пожелавшими уйти жителями, Илай Мейкпис и сэр Рэндальф Мокскрофт обнаружили убежище.
