Квинт опустил голову и свернул немного в сторону, чтобы отойти от отца подальше.
Когда он подходил к палатке Калатина, из нее вышел мрачный кавалерист.
– Калатин на месте?
Кавалерист усмехнулся.
– А кто спрашивает?
– Меня зовут Креспо, гастат.
На лице кавалериста появилась презрительная улыбка.
– И что общего может быть у Калатина с таким, как ты?
Терпение Квинта заканчивалось.
– Это мое дело. Так он в палатке или нет?
– Ах ты, наглый… – начал кавалерист, но его прервал Калатин, высунувший наружу голову.
– А, Креспо! – воскликнул он и повернулся к своему товарищу: – Оставь нас. Мне нужно заняться делами.
Кавалерист повернулся и пошел прочь, что-то ворча себе под нос.
– Заходи! – поманил Калатин.
Бросив последний взгляд в сторону отца, Квинт вошел в палатку и облегченно вздохнул, увидев, что внутри никого нет. Калатин завязал входной клапан и указал другу на табурет, стоявший у жаровни.
– Добро пожаловать, Креспо, – тебя ведь теперь так зовут?
– Не мог же я назвать им свое настоящее имя. – Квинт обнял друга. – Проклятье, я думал, ты погиб, – едва слышно пробормотал он.
Калатин обнял его в ответ.
– Чтобы меня убить, потребуется нечто большее, чем несколько гуггов.
Некоторое время они глупо ухмылялись, а потом Калатин достал вино. Когда Квинт показал, что он принес с собой кувшин, его друг покачал головой.
– Это мы можем выпить потом. У нас впереди целая ночь.
– Но разве твои соседи по палатке не вернутся в ближайшее время? Пока я тебя искал, на меня бросали странные взгляды…
– Не беспокойся. К счастью для нас, соседняя турма устроила праздник. Сюда еще долго никто не вернется.
– Я едва не наткнулся на отца, который разговаривал с декурионом, – выпалил Квинт. – Я никак не ожидал его встретить.
– Клянусь волосатой задницей Вулкана! Он тебя не заметил?
Квинт покачал головой.
– Но я испытал настоящее потрясение. Мне хотелось с ним поговорить, но я не мог этого сделать. И понял, что скучал без него – гораздо больше, чем мог себе представить.
– И он по тебе скучает, – серьезно сказал Калатин.
– Откуда ты знаешь?
– Мы иногда с ним разговариваем. – Калатин перехватил удивленный взгляд Квинта. – Он меня сам находит. Думаю, это связано с тем, что он знает о нашей дружбе. – Товарищ усмехнулся.
– И что он говорит про меня?
– Он не понимает, почему ты исчез, и беспокоится – вдруг ты погиб. – После некоторых колебаний Калатин добавил: – Я не уверен, но мне кажется, он жалеет, что поступил с тобой так жестоко.
Квинт наклонился вперед.
– Почему ты так думаешь?
– Когда он говорит о тебе, в его глазах появляется печаль.
Юноша сглотнул комок, неожиданно появившийся в горле.
– Понятно, – пробормотал он.
– Почему бы тебе не вернуться в кавалерию? Не думаю, что отец будет с тобой суров. Он обрадуется, что ты жив.
Мысль была привлекательной во многих отношениях. Иметь таких друзей, как Калатин. Больше славы. Больше еды. И, самое главное, он избавится от Мацерио… Однако Квинт отбросил эту идею.
«Не будь трусом», – резко сказал он себе. Лишь те, кто лишен мужества, способны сбежать, забыв об убитых друзьях.
– Значит, он не получал известия от моей матери? Я отправил ей письмо, в котором написал, что со мною все в порядке.
– Он об этом не упоминал.
– Рано или поздно он узнает, что я жив. Я не могу бросить свою манипулу. В особенности теперь, когда меня произвели в гастаты. – «И когда мне нужно убить Мацерио», – мысленно добавил юноша.
– Что ты пытаешься доказать?
– Я не хочу об этом говорить, – резко сказал Квинт, решив, что должен остаться ради себя и Рутила. – Давай выпьем вина, и ты подробно расскажешь мне, как тебе удалось выжить.
– Ладно. Но только в том случае, если ты поведаешь о том, как сумел не стать кормом для рыб Тразименского озера.
Они заулыбались. То, что уцелеть было очень нелегко, делало их встречу еще более ценной.
Квинт проснулся, стараясь стряхнуть кошмар, в котором Мацерио напал на него с мечом в руке, в то время как он сам оставался безоружным. Во рту стоял кислый привкус вина, в голове клубился туман. Квинт стер слюну с уголка рта и сел. Рядом валялась пустая амфора. Масляные лампы не горели. В тусклом свете жаровни он видел лежащего на спине Калатина, который храпел так, что мог бы разбудить даже мертвого. Квинт лягнул его. Тот пробормотал что-то невнятное, и юноша лягнул его сильнее.
– Проснись!
– Что? – Калатин приподнял голову.
– Сколько сейчас времени?
– Откуда я знаю, – проворчал Калатин, приподнимаясь на локте. – Боги, как у меня пересохло во рту… – Он схватил мех с водой и жадно к нему присосался.
Квинт выглянул наружу. Там царила полная темнота.
– Еще глубокая ночь. Мне пора возвращаться.
– Я тебя провожу.
– В этом нет необходимости. К тому же будет лучше, если нас не увидят вместе. Более того, в ближайшие дни нам не стоит встречаться. Иначе люди начнут задавать вопросы.
– А я скажу, что ты сын арендатора, который поселился в нашем поместье.
– Один раз такое объяснение сработает, но не более того. Когда ты пил с обычным гражданином? – возразил Квинт. – Мне такое положение нравится не больше, чем тебе, но тут ничего не поделаешь.
– Возможно, мы сможем встречаться вне лагеря, в особенности, когда погода станет лучше.
– Да, пожалуй, – согласился Квинт, встал, надел плащ и проверил рукоять кинжала. – Береги себя, друг мой.
Калатин поднялся, чтобы его обнять.
– И ты береги себя.
Квинт уже собрался выйти из палатки, когда Калатин снова заговорил.
– Позволь мне что-нибудь рассказать твоему отцу…
– Ни за что! Он вполне может лишить меня наследства.
– Я подумал, что ты мог бы дать ему знать…
Квинт, который еще окончательно не пришел в себя после попойки, рассердился.
– Как, Калатин? Подойти к его палатке и передать письмо?
– Извини, Квинт, – уныло пробормотал Калатин. – Я хотел помочь…
– Я знаю. – Юноша тяжело вздохнул. – Это слишком рискованно.
Его товарищ обреченно махнул рукой.
Квинт пожалел о резких словах, сказанных другу, и о том, что не может поговорить с отцом. Наконец, он выбрался из палатки. Если не считать громких криков, доносившихся из палаток соседней турмы – там все еще продолжалось веселье, – кругом царила тишина. Пар от дыхания окутывал лицо Квинта, и через мгновение он почувствовал, как холод пробирается под плащ. Ветер стих, земля заиндевела, и лунный свет блестел на замерзшей дороге, ведущей через лагерь. Квинт огляделся в поисках патруля. Никого. Он зашагал по широкой дороге. Конечно, так юноша рисковал гораздо больше, чем если бы пробирался между палатками, но сейчас он не мог доверять своему чувству равновесия. Квинт сказал себе, что до тех пор, пока он соблюдает осторожность, ему ничего не грозит. Так ему казалось.
