самых отдаленных участков борьбы, вы можете встретить ежедневно. Еще не отряхнувшие дорожной грязи или пыли с френчей, они выкладывают свои впечатления о войне. Приезжают эти люди ненадолго. Их машины, окрашенные в защитные цвета, вымазанные глиной, появившись на шумных улицах Чунцина, через несколько дней уже мчатся по дорогам на север, восток и юг, к линиям фронтов.
Чунцин начал расти и развиваться еще до начала войны. Его называли «входом» в провинции Сычуань, Гуйчжоу, Юннань и Сикан. Теперь, когда он стал столицей страны, ее политическим и экономическим центром, этот рост принял небывалые для китайских городов размеры и темпы. В черте города строятся десятки новых домов, прокладываются новые улицы, расширяется и реконструируется система водопровода, пущена в эксплуатацию новая автоматическая телефонная станция.
Война не только не подорвала экономики Сычуани, но, наоборот, дала толчок к ее развитию. В связи с переводом сюда большого количества фабрик и заводов понадобилось сырье, появилась необходимость разработки естественных богатств провинции. Огромные залежи угля, металла до войны лежали нетронутые. Сейчас во многих уездах уже идет добыча угля и железной руды. Геологическая разведка обнаружила в нескольких пунктах провинции нефть, которую до сего времени в Китае не эксплуатировали. Сильно расширяются посевные площади хлопка и риса. Растет товарооборот. Шоссейные дороги связывают Чунцин с городами Чанша, Гуйян, Гуйлин, Куньмин.
В Чунцине функционируют десять университетов (Национальный Центральный университет, университет Фунтан, Национальный фармацевтический колледж и др.) и много всевозможных других учебных заведений.
Сделавшись политическим центром и будучи центром путей сообщения, Чунцин стал также центром торговли и промышленности, центром импортной и экспортной торговли страны. В городе двадцать один банк, в том числе Центральный банк Китая, Банк путей сообщения, Крестьянский банк. Кроме крупных банков, в городе имеются еще тридцать шесть банкирских контор, которые финансируют местную торговлю и промышленность.
Вчера я совершил поездку по пригородам Чунцина. Осмотрел и заснял несколько заводов. Глазу советского человека, привыкшего в нашей стране к заводам-гигантам, эти предприятия кажутся небольшими. Но это не мешает восхищаться изобретательностью, предприимчивостью и творческой инициативой, которая вкладывается китайским инженерно-техническим персоналом и квалифицированными рабочими в освоение производственных процессов.
Все эти тяжелые станки, которые из-под носа врага были увезены из Шанхая, Нанкина, Ханькоу на джонках, проделали тысячекилометровый путь по Янцзы, на плечах перетаскивались в эти новые корпуса. Свыше трехсот больших предприятий было перевезено таким образом в глубь страны. Половина из них приходится на долю Сычуани. Не все удалось вывезти. Многого не хватает, и недостающее создается здесь же, на месте, собственными силами. На одном заводе мы видели две электрические печи, дающие по шесть тонн стали в сутки. Обе печи построены инженерами и рабочими этого же завода. Американская печь, послужившая образцом, осталась в Шанхае. Но эти печи работают не хуже американских. Рельсы, которые так необходимы сейчас стране, прокладывающей новые железнодорожные пути, на этом заводе, за неимением прокатного стана, отливаются. На этом же заводе сделали своими силами точнейший и сложный строгальный станок.
Потребность в металле заставила немедленно приступить к использованию местной руды. Инженер с гордостью показывает нам чугун, выплавленный из руды, несметные запасы которой находятся недалеко в горах.
В цехах, на станках, совсем недавно освоенных, работает много способной молодежи, дающей замечательные производственные показатели.
* * *
Мы продолжаем свой путь по дорогам Китая. На редких остановках в городках и деревнях машину окружает толпа детей и взрослых. Разглядывая, молчаливо ощупывая со всех сторон запыленную машину, они хотят удовлетворить свою неутоленную жажду познания техники. Хмуро поглядывают на европейца. Но стоит мне улыбнуться, заговорить с ними – и лица расплываются, бесследно улетучивается угрюмая недоверчивость, пытаются завязать беседу, детвора шумно издевается над моим китайским языком, а старики, одобрительно поднимая большой палец, говорят: «Хэн хао» («Очень хорошо»).
На утрамбованных земляных площадках около деревень проходят учебу новобранцы. Это – большей частью строевая подготовка, которой в китайской армии придается большое значение. Строевая выучка бойца доводится до совершенства, но зачастую за счет овладения боевой стрельбой, за счет тактической учебы. В свободное от военных занятий время бойцы играют в волейбол, баскетбол.
Очень много людей обучается военному делу. Много крестьянской молодежи – новобранцев – идет по дорогам, направляясь на сборные пункты.
Продвигаемся к северу. Мы еще находимся в Сычуани, но постепенно и пейзаж и облик городов меняются. Это – уже Северный Китай. Рисовые озера уступили место полям пшеницы. Ветер несет по бескрайним равнинам облака пыли. Пыль клубится над дорогами, над редкими, построенными из глины селами. Города далеко отстоят друг от друга. Они обнесены высокими глиняными стенами. У массивных, окованных железом, ворот стоят караулы. Среди колосящейся пшеницы одиноко возвышаются каменные обелиски – древние могилы.
Мимо этих могил, в облаках знойной пыли, которую несут навстречу нам сухие степные ветры, мы въезжаем в провинцию Шэньси.
* * *
Приближается день возвращения на родину. Последние встречи с китайскими друзьями – журналистами, кинематографистами, писателями, военными. Они просят передать привет великой дружественной стране, они полны решимости продолжать борьбу, отдать все свои силы делу освобождения родины. Они строят реальные планы творческой, созидательной работы в освобожденной от врага стране.
В Чунцине начался период лунных ночей. Теперь японцы совершают ночные налеты на столицу.
В полночь вой сирены загоняет людей в убежища, выдолбленные в каменных скалах. Японские самолеты идут сюда с ханькоуского аэродрома. Это далекий воздушный рейд, и после сигнала тревоги долго длится томительное ожидание.
На высоком холме города развевается красный флаг советского посольства. Днем, когда подлетаешь на самолете к Чунцину, флаг виден издалека. Отсюда, с балкона посольства, город виден как на ладони. Он погружен во мрак и притих в ожидании удара. Большая круглая луна озаряет бледным светом холмы, на которых раскинулся город, широкий изгиб реки Янцзы, покрытой пеленой тумана.
Где-то в тишине пронесся по городу грузовик, слышны окрики полицейских, прозвучал издалека одиночный выстрел. Над головой мечутся, словно встревоженные чем-то, летучие мыши.
Город не спит уже третью ночь. Тысячи людей сидят три ночи в сырых пещерах воздушных убежищ. Там негде повернуться, измученные люди лежат буквально друг на друге, с детьми, стариками; держатся молча, терпеливо. Почти все население обеспечено убежищами. Но никто не знает, найдет ли он утром свой дом или вместо дома будут дымящиеся развалины.
Гудят моторы эскадрилий бомбардировщиков. Их не видно еще. Шарят по небу прожектора. И когда первый самолет попадает в луч прожектора, начинают бить зенитные батареи. Гром выстрелов смешивается с разрывами бомб первой волны бомбардировщиков.
Японцы бомбят окраины Чунцина, целят в индустриальные предприятия. Зенитки смолкают.
