– Моя Зефирина никогда ничего не делает, как другие, – сообщил Фульвио, подчиняясь желанию жены.
Кто бы теперь узнал гордеца Леопарда в этом муже, готовом безоговорочно выполнить любое желание своей молодой жены?
С тех пор как появились близнецы, Фульвио полюбил жену еще сильнее, если только это вообще было возможно. Ничто, по его мнению, не могло быть чрезмерным для нее. На другой же день после рождения детей он вызвал ювелира из Катаньи, чтобы заказать для жены драгоценности, достойные королевы. Фульвио не представлял, как он за них расплатится. Доходы с других владений в настоящий момент к нему не поступали. С безразличием знатного барина, никогда не знавшего лишений, он, подобно всем Фарнелло, не привык вникать в материальные обстоятельства.
Со вчерашнего дня князь был крайне озабочен. Зефирина сразу это подметила. Несколько раз за день он обращался к ней с вопросом:
– Как ты себя чувствуешь, дорогая?
– Прекрасно…
– Само собой разумеется, тебе не следует пока еще вставать…
Лежа на просторной, удобной кровати в изящной ночной рубашке с аккуратно уложенными волосами, Зефирина умело руководила у себя в спальне и служанками, и детьми. Все свидетельствовало о том, что она очень быстро вновь обрела прекрасное настроение, здоровье и аппетит.
– Двадцать один день постельного режима, без малейшей попытки встать, как и полагается человеку в вашем положении. В противном случае, я ни за что не отвечаю, – распорядился доктор Урсино перед отъездом в Палермо, необыкновенно довольный состоянием здоровья молодой матери.
Утром шестого дня Фульвио, спавший в дни выздоровления жены в соседней комнате, зашел по обыкновению проведать Зефирину и детей. Он был одет не по-домашнему. Запыленные сапоги служили доказательством того, что он уже успел совершить утреннюю прогулку.
– Ну, как ты, любовь моя? – спросил Фульвио.
Зефирина потянулась.
– Отлично.
– А малыши?
– Да ты только взгляни на эти сокровища…
Князь наклонился над детьми, и тут Зефирина заметила, что лицо его осунулось так, будто он не спал ночь.
Зефирина нахмурилась. Фульвио что-то скрывал от нее. Старое чувство ревности снова зашевелилось в ней.
Может быть, Фульвио провел ночь за пределами дворца? Что, если он из мужского каприза пожелал увидеться с Каролиной Бигалло?
С внезапно проснувшимся подозрением Зефирина внимательно разглядывала мужа. Он был еще не брит, и от пробивавшейся щетины щеки казались серыми.
– До вечера, дорогая…
Князь рассеянно поцеловал жену.
Она подождала, пока он вышел из комнаты, затем решительно откинула покрывало и встала. От слабости ее слегка шатало. Она почувствовала покалывание в икрах, но, к своему удивлению, смогла дойти до окна. Море не казалось таким лазурным, как обычно. Из-за легкого тумана солнечные лучи были тусклыми.
Но Зефирина думала лишь о тучах, которые могли омрачить ее любовь.
Она подошла к двери и, приоткрыв ее, позвала:
– Эмилия, Карлотта! Платье!
На ее голос примчалась мадемуазель Плюш.
– Маленькая моя Зефи… Мадам! Доктор предупреждал!..
– К черту доктора, мне надоело валяться в постели. Живее, я хочу одеться…
– Sardine… Socisse[56], – осуждающе заверещал Гро Леон.
Сидя на своей жердочке, галка целыми часами наблюдала за своей хозяйкой и за детьми.
В бешенстве от того, что ни одно платье на нее не лезет, Зефирина решила надеть плиссированный сюркот и широкую юбку, позволявшую ей чувствовать себя достаточно комфортно, несмотря на располневшую талию.
«Какой ужас, я все еще невероятных размеров. Стану ли когда-нибудь прежней, чтобы нравиться ему?» – размышляла Зефирина. Она с отчаянием смотрела на свои разбухшие груди, выпиравшие из-под сюркота. Ей приходилось слышать рассказы о мужчинах, которые после рождения ребенка больше не прикасались к своей жене. Они отдалялись от нее, видя отныне в ней не супругу, а только мать. Мысль эта приводила Зефирину в ужас. Надо действовать, немедля.
Она набросила на плечи короткий плащ. Несмотря на вопли Плюш, предрекавшей «самые страшные послеродовые последствия из-за ее собственной неосторожности», Зефирина покинула южное крыло замка и поднялась по лестнице в башню, желая разыскать Фульвио.
В рабочем кабинете князя не было. Зефирина спустилась во двор. У входа стояли на карауле солдаты. Солнце все так же тускло светило в знойно-влажном мареве тумана. Молодая женщина направилась в конюшню. Лошади Фульвио в стойле не было.
Зефирина обратилась к конюху:
– Тебе известно, где князь?
Пикколо ответил:
– Монсеньор уехал в домик на Этне…
«Что может делать Фульвио в убежище нашей любви?»
Стараясь сохранять на лице бесстрастность, она спросила:
– Князь поехал туда один?
– Нет, за ним приехал Джакомо с Сицилии…
Зефирина продолжала расспрашивать:
– Я что-то не вижу Паоло, он тоже сопровождал князя?
– Нет, ваша светлость, по указанию монсеньора Паоло и Ла Дусер уехали в деревню…
«В деревню!.. Интересно, зачем это Фульвио понадобилось избавиться от Ла Дусера?»
Совершенно неудовлетворенная полученными ответами и ослепленная ревностью, Зефирина приказала:
– Пусть мне оседлают лошадь!
Несмотря на удивленное лицо Пикколо и крики мадемуазель Плюш, прибежавшей в конюшню, Зефирина вскочила на лошадь.
– Господь милосердный, это через шесть-то дней после родов… Кто же так делает? Пикколо, не позволяйте вашей госпоже ехать одной, – шепелявила Плюш.
– Пикколо, оставайтесь здесь, я знаю дорогу, – приказала Зефирина.
– Пикколо, не слушайте ее.
– Пикколо, я приказываю повиноваться мне.
Заметавшись между дуэньей и княгиней, Пикколо не знал, кого слушать. В полной растерянности он то вскакивал на лошадь, то снова соскакивал на землю, «Разве не наказывал ему монсеньор строго-настрого оставаться в замке и охранять княгиню и детей?»
Зефирина воспользовалась его колебаниями. В обязанности Анжело, служившего привратником, входило никого не впускать в ворота замка. Однако князь ничего не говорил о тех, кто пожелает выйти.
Да и потом, княгиня есть княгиня! За последние несколько месяцев, особенно после рождения близнецов, она стала пользоваться у слуг огромным авторитетом. Поэтому Анжело не посмел не открыть ворота.
Пришпорив кобылу, Зефирина галопом понеслась к домику. Она решила во что бы то ни стало выяснить, какую тайну от нее скрывал Фульвио.
Молодая женщина знала дорогу от замка до их убежища. Ведь они с Фульвио столько раз уединялись там как днем, так и ночью!
По мере того как Зефирина поднималась все выше в гору по дороге, обсаженной каштанами, воздух вокруг становился все более пыльным.
