– Надо решить, что с ней делать, – прошептал он.
Не ответив прямо на вопрос, Зефирина спросила:
– Как вы ее обнаружили, Фульвио?
Князь не сразу решился расстроить Зефирину, но, подумав, сказал:
– Вместе с людьми из маффии мы постоянно следим за всем, что происходит на острове, потому что ты должна согласиться – она совершенно права, Карл V так легко не признает себя побежденным. Люди Марии предупреждают меня обо всех подозрительных лицах, прибывающих на остров. Это Джакомо выследил ее еще в Сиракузе… И он же, обогнав ее на склонах нашей горы, предупредил меня о ее приближении. Мы задержали ее вместе с одним из сообщников у калитки… Другой сумел убежать, но я послал Паоло и Ла Дусера поискать его как следует в деревне, потому что только они знают этого третьего в лицо…
Стыдясь того, что в глубине души обвиняла Фульвио в желании избавиться от Ла Дусера, она вспомнила замеченную ею тень, когда поднималась к хижине, и рассказала об этом Фульвио. Но он успокоил:
– Не волнуйся за детей, замок хорошо охраняется… Это ты совершила безумную глупость, отправившись сюда без сопровождения. Если бы я только мог такое предположить… – сказал с упреком Фульвио.
Зефирина знала, насколько прав ее муж. Поэтому она решила вернуться к первой теме.
– Что будем с нею делать?
– Если ты не возражаешь, я отправлю ее под надежной охраной во Францию, чтобы она там ответила за все свои преступления перед правосудием и регентшей… Через неделю голландское судно должно уйти из Палермо в Марсель… Теперь ты знаешь все, тебе решать, – закончил Фульвио.
Последние фразы князь произнес громко. Донья Гермина скорчила гримасу:
– Посмотрите на жену, Фарнелло. У нее нет ни малейшего желания передавать меня правосудию ее страны. Ведь правда, дорогая падчерица? Дорогая племянница! Разве ты захочешь отправить на костер единственную из оставшихся у тебя родственников? Нет, конечно! Честь семейства Багатель будет запятнана… вот ведь затруднение! Какой у нас получился неожиданный семейный сбор, а ей до сих пор не все известно!
Донья Гермина расхохоталась каким-то безумным смехом.
– Каролюс, расскажи-ка нашей гордой княгине правду, а мы посмотрим, не поубавится ли у нее спеси.
– Привет, Рыжуха!
При звуках этого картавящего голоса у Зефирины волосы встали дыбом. В полумраке, царившем в комнате, она и не заметила сидящего на пуфике связанного Каролюса. Как бы ни было ей неприятно с ним разговаривать, Зефирина подошла к карлику. Его нелепая голова поднялась над горбатым плечом.
– Будь добра, Рыжуха, прикажи расслабить мне веревки, а то у меня ужасно затекли руки…
Несмотря на неприязнь, она наклонилась над ним, чтобы растянуть узлы веревок, связывающих кисти рук и щиколотки.
– Ты очень добра, Рыжуха…
– Я вовсе не добрая, Каролюс, я никогда не могла выносить твоего присутствия. Но сегодня, – Зефирина посмотрела на обмякшую в своем кресле донью Термину, – она права, мы сошлись на перекрестке наших дорог, и я хочу знать, правда ли, что я обязана тебе жизнью?
– А я всегда был сентиментальным, малышка…
– Значит, ты признаешь, что действовал вопреки моей воле, воле твоей сестры! – закричала на Него донья Гермина.
– Замолчи, Генриетта! – приказал Каролюс с некоторым достоинством. – Есть вещи, о которых не следует говорить.
– Слишком поздно, Шарль-Анри, слишком поздно, Генриетта. Она начинает улавливать часть правды, наша Зефирина. Какое для нее счастье познакомиться, наконец, со своей настоящей семьей! Семьей, которую от нее всегда скрывали! Милый дядюшка и милая тетушка… Ну что, княгиня, не пора ли падать в обморок, рыдать на руках у моего зятя… – насмехалась донья Гермина.
Далекая от того, чтобы лишиться сознания, Зефирина подошла к этой безумной Женщине и, чтобы заставить ее замолчать, влепила ей со всего размаха пощечину.
– Замолчите немедленно, ничтожество… Шарль-Анри расскажет все сам…
Рассказ Каролюса начинался, точно сказка доброй феи, а закончился как рассказ старой колдуньи.
«В год милостью Божией 1187-й над всем христианским миром грянул гром!
Султан Саладин захватил Иерусалим. Во время третьего крестового похода, затеянного германским императором Фридрихом I Барбароссой, французским королем Филиппом Августом и английским королем Ричардом Львиное Сердце, чтобы отомстить султану, многие рыцари совершили славные подвиги.
Среди этих рыцарей было три молодых человека, ставших за время похода неразлучными друзьями: француз Юг де Сен-Савен, англичанин Вильям Витклиф и ломбардец Раймондо Фарнелло…
После одной битвы, особенно тяжелой для крестоносцев, в песках под Триполи, султан Саладин, узнав о лихорадке, охватившей христианских королей, послал им в шатры розовый шербет, изготовленный с использованием ливанского снега[57]…
Освежающее мороженое вовсе не было отравлено. Фридрих Барбаросса, Филипп Август и Ричард Львиное Сердце сумели оценить благородство врага и почувствовать признательность. Поэтому они отправили трех друзей, Юга Сен-Савена, Вильяма Витклифа и Раймондо Фарнелло в качестве эмиссаров с подарками, достойными властелина пустыни.
Саладин принял рыцарей с большим уважением.
Однако крестоносцы позволили себе непростительную слабость, безумно влюбившись в трех самых любимых дочерей султана от рабыни-христианки из его гарема, бывшей греческой княгини, отличавшейся не только красотой, но и умом.
Злоупотребив гостеприимством султана, молодые воины похитили ночью Гелу, Гортензию и Елену.
Пойманные людьми султана в пальмовой роще, пленники были готовы к тому, что им просто отрубят голову, но Гела, Гортензия и Елена бросились к ногам отца и сумели разжалобить его.
– Ну что ж, уезжайте, неблагодарные, – сказал им Саладин. – Я страшусь за вашу судьбу, но в доказательство моего снисхождения даю вам еще один шанс: вот колье, которое я даю в подарок каждой из Вас. Тот из ваших наследников, кто сумеет собрать все три колье в своих руках до истечения 333 лет и растолкует мое послание, получит доступ к сокровищу, охраняемому тремя змеями, тремя орлами и тремя леопардами. Этот ребенок и станет избранником моего сердца… моим настоящим духовным наследником… Прощайте, дочки. Пусть, несмотря ни на что, Аллах благословит вас и обратит благосклонность солнца пустыни на ваши головы…
Говоря эти слова, Саладин надел на шею Гелы, Гортензии и Елены по восхитительному изумрудному колье. Единственное различие этих украшений состояло в том, что самый крупный, центральный, изумруд одного был оправлен в кольца свернувшейся змеи, другого – в когти орла, а третьего – в пасть леопарда.
