Кейтсби что-то кричал им вслед, но опьяненные скачкой заговорщики ничего не слышали, кроме грохота копыт, и лишь время от времени оглядывались на предводителя с безумной улыбкой на залитых потом лицах. Они уже не чувствовали своего тела, казалось, их гонит вперед какая-то неведомая, неудержимая сила.
От шума на улице дрожали бревенчатые стены дома. Фрэнсис Трэшем ждал, когда распахнется дверь, в комнату ворвутся солдаты, скрутят его по рукам и ногам и изобьют до полусмерти. Он ждал, но ничего не происходило. Почему за ним до сих пор не пришли?
— Вы хотите последовать примеру лорда Уолсингема? — с мрачным видом спросил Грэшема Манион. Мастер шпионажа во времена Елизаветы едва не разорился из-за расходов на огромную сеть шпионов и осведомителей. Грэшем приставил к каждому заговорщику по два наблюдателя. Один должен был следить, а второй — немедленно доносить о происходящем. Цена этой затеи была заоблачной.
Какую игру ведет Том Уинтер? Заговорщики обратились в бегство, как и рассчитывал Грэшем, отправляя письмо Монтиглу. Генри проводил Кейтсби до городских ворот, но ехать за ним дальше не имело смысла, так как на безлюдной дороге Робин сразу бы заметил слежку. Слушаясь внутреннего голоса, Грэшем решил на некоторое время остаться в Лондоне, чтобы понаблюдать за царившей в городе неразберихой, вызванной его действиями. В качестве главного объекта он выбрал не Томаса Перси, а Тома Уинтера, которого связывали с Кейтсби самые близкие отношения. Кроме того, по мнению Грэшема, этот человек выделялся среди всех заговорщиков и был прирожденным лидером.
Генри видел, как Уинтер отдает какие-то распоряжения, и предположил, что он тут же бросится в конюшню, где его ждет оседланная лошадь, но вместо этого Том отправился прямо к Вестминстеру, где находилось преступное гнездо. Действуя с неприкрытой бравадой, он, возможно, рассчитывал избавиться от преследователей. А может быть, Уинтер свято верил, что Фокс не скажет на допросе ни слова?
Генри видел, как Уинтер остановился, прислушиваясь к взволнованному разговору двух мужчин, а затем пошел дальше по Кинг-стрит, пока не наткнулся на установленное поперек дороги заграждение, где ему преградил путь вооруженный солдат. Уинтер великолепно владел собой, изображая беспечного зеваку, который с любопытством глазеет по сторонам в надежде увидеть или услышать что-нибудь интересное.
А может, под видом праздного наблюдателя он действительно хочет найти что-то, известное ему одному, о чем остальным знать не полагается? Уинтер несколько раз почти полностью обогнул Вестминстерский дворец, постоянно возвращаясь на одно и то же место с какой-то определенной целью.
Вдруг Грэшема осенило, что недалеко от Вестминстерскою дворца находится дом Уиниарда, о котором говорил Фрэнсис Трэшем. Именно его еще в самом начале сняли заговорщики и попытались прокопать от него туннель, но вскоре оставили эту затею, так как на ее осуществление не хватило сил. Вот тогда-то и возникла мысль о пустом погребе, благодаря которому появилась возможность бросить незаконченный туннель.
Конечно, все дело в доме Уиниарда. Когда Трэшем о нем упомянул, Генри сходил туда сам, а потом отправил наблюдателя, который следил за домом в течение недели. Все это время ставни были плотно закрыты, и казалось, что здесь никто не живет. И вот сейчас Тома Уинтера привлекает именно этот опустевший дом, ради которого он, невзирая на опасность, в который раз обходит Вестминстерский дворец, несмотря на то что из-за установленного вокруг него кордона подойти ближе не удается.
Когда Уинтер в третий раз остановился на том же самом месте в непосредственной близости от дома, часовой стал поглядывать на него с подозрением. Заметив это, Уинтер быстро слился с толпой, но вскоре отделился от нее и направился в сторону платных конюшен, где, по сведениям Грэшема, у него имелась лошадь. Генри рассудил, что дом Уиниарда, разумеется, заслуживает внимания, но это можно отложить на потом, а сейчас важнее всего проследить за Томом Уинтером. Действительно ли заговорщики разбежались в разные стороны? А может, они устремились к заранее назначенному месту встречи, откуда постараются поднять народ и организовать бунт? Игра продолжается, и, по мнению Грэшема, ее исход решится за пределами Лондона.
— Оставьте нас одних! — потребовал Сесил, проклиная в душе тупоумных стражников, с испуганным видом топтавшихся у него за спиной.
Дело происходило в мрачной темной камере, расположенной в подземелье Белой башни. Сесил понимал, чего опасаются стражники. Как же, оставить графа Солсбери наедине с этим мерзавцем Гаем Фоксом, который казался им воплощением дьявола?.. Они с ужасом представляли, какая кара обрушится на их головы, если Фокс нападет на государственного секретаря и главного советника короля. Сам главный советник тоже дрожал от страха, но его опасения были совсем иного рода. Страх Сесила оказался сильнее, и стражники, отвесив низкий поклон, нехотя удалились. Граф Солсбери закрыл за ними дверь, проскрежетавшую по грязному полу.
Фокс сидел на полу и потирал ушибленное во время падения плечо. Его голова была сильно рассечена во время схватки с солдатами и испачкана запекшейся кровью, сквозь которую из открытой раны продолжала сочиться свежая. Камеру освещал одинокий факел на железной подставке, но даже в его тусклом свете были хорошо видны блестящие от влаги древние каменные стены, насчитывающие пять столетий.
— Почему вы меня предали? — Голос Фокса звучал хрипло, но достаточно уверенно.
Сесил вышел из себя, так как пленник не имел права начинать разговор первым.
— Я тебя не предавал! — прошипел сквозь зубы главный советник короля, чувствуя, как пронизывающий холод пробирается под роскошный теплый плащ. — Тебя предал дурак, который принес приказ начать обыск на час раньше.
— Милорд, мы заключили сделку. — Голос Фокса дрожал от страха, но в нем слышалась решимость и еще какая-то интонация, определить которую Сесил пока не мог.
— Но ее условия претерпели существенные изменения! — резко оборвал он пленника.
— Милорд, вы вынуждаете меня дать показания, — сказал Фокс. Он еще не оправился после сильного удара по голове и говорил прерывисто, как бы теряя время от времени нить разговора. — Милорд, если меня заставят сказать правду, это будет не в ваших интересах.
Сесил с удовлетворением заметил, что Фокс дрожит от холода.
— Гораздо лучше, если ты умрешь в стенах Тауэра, не успев дать никаких показаний, — ответил он, злобно поглядывая на Фокса. — В этой башне многие кричали неделями, а когда к ним наконец приходила смерть, встречали ее как Божью благодать и избавление от мук. Так что думай, прежде чем угрожать.
