Отряд обреченных несся из Данчерча в Уорикский замок, где заговорщики захватили конюшни и забрали десять свежих лошадей, которых отдали наездникам, скакавшим без передышки от самого Лондона. Роберт Уинтер, сжимая кулаки, приговаривал: «В стране поднимется волнение!» Амброз Руквуд, не скрывая презрения, продолжал снабжать заговорщиков великолепными лошадьми, запас которых казался неиссякаемым. Отряд скакал дальше и дальше, к дому Джона Гранта в Норбруке, где хранились порох, дробь и мушкеты. Миновав Сниттерфилд, они перешли вброд коварную реку Альн и поскакали к Алчестеру, через Эрроу, а затем по Вустерской дороге, свернув на проселочные дороги, ведущие к Хаддингтону.
Наступила среда, и уже было два часа пополудни. Пятнадцать мужчин, подгоняемым страхом, падали от усталости. После короткого отдыха и сна в три часа ночи в четверг отслужили мессу, быстро облачились в доспехи и разобрали оружие, лежавшее на длинных столах, погрузив остаток в повозки. В шесть утра все были в седле, несмотря на то что измученные тела молили о передышке. Отряд поскакал в Хэнбери, через Бентли-Хит в Хеуэлл-Грейндж, в поместье лорда Виндзора. Дом был пуст, и их встретили только крестьяне с угрюмыми лицами. Заговорщики забрали доспехи, оружие и спрятанную в сундуке тысячу фунтов. Потом проехали Беркот, Лики-Энд, Кэтсхилл, Клент, Хэгли. Названия городов и селений проплывали перед глазами, словно обломки корабля после кораблекрушения, сливаясь между собой и утрачивая всякий смысл. Повсюду заговорщиков встречали мрачные лица равнодушных наблюдателей, а ответом на клич «Мы сражаемся за веру!» было глухое молчание, иногда прерываемое выкриками: «Наша жизнь принадлежит королю Якову!»
Отряд несся вперед, в Стоурбридж. Люди, лошади и погруженный на телегу порох насквозь промокли под проливным дождем. Они переходили вброд незнакомые реки, что опасно даже для отдохнувших и сытых людей, а для измученных всадников и их лошадей в любую минуту может закончиться трагедией. Наконец они добрались Холбич-Хауса, где находилось имение Стивена Литтлтона. Ехать дальше не было сил. За шестнадцать часов всадники проехали двадцать пять миль. А ведь совсем недавно Руквуд проскакал на одной лошади тридцать миль всего за два часа. Во время бегства из Лондона сам Кейтсби проезжал более десяти миль в час. Отряд скакал все медленнее и медленнее, пока наконец не остановился. Всем требовался отдых.
Ряды заговорщиков таяли на глазах. Слуги при первой возможности покидали хозяев, стараясь незаметно свернуть в сторону. Чтобы предотвратить бегство, заговорщики выставили охрану впереди и сзади отряда, но охранять фланги было некому.
Кейтсби ушел в себя, и даже Перси как-то притих. Только Том Уинтер, присоединившийся к отряду последним, не утратил обычной энергии и бойко отдавал распоряжения по подготовке обороны. Им катастрофически не хватало людей на случай, если придется сражаться в Холбиче, чтобы получить возможность двигаться дальше. Разведчик доложил, что по их следу идет отряд. Возможно, это люди шерифа графства Вустершир. За всю дорогу к заговорщикам не примкнул ни один католик. Их становилось все меньше, а сам отряд напоминал дырявый мешок с песком, содержимое которого высыпается на дорогу. Дом Джона Толбота, тестя Роберта Уинтера, находился в Пепперхилле, в десяти милях от отряда, и все надеялись, что Роберт обратится к нему за помощью.
— Как я покажусь ему на глаза? Ведь после моей смерти Толботу придется взять на себя заботу о моей жене.
Том Уинтер смерил брата презрительным взглядом и, ни слова не говоря, вскочил на лошадь и направился к дому Толбота за помощью, которую заговорщикам, как он прекрасно понимал, никто не предложит.
Грэшем гнал лошадь во весь опор, еще быстрее, чем в день своего путешествия из Кембриджа в Лондон. Фрэнсиса Трэшема успели вывести из дома и поместить в безопасное место, а он назвал последнее место встречи заговорщиков. Данчерч. Трэшем повторял это слово, как молитву. Именно там они должны собраться под видом охоты и организовать восстание.
Когда Грэшем приехал в таверну «Красный лев», со двора выезжал арьергард отряда, пустившегося в безумную скачку по стране.
— Куда они собрались? — спросил он шепотом у конюха, пытаясь сунуть ему в руку монету.
— К чертям в преисподнюю! — ответил конюх и, отшвырнув монету, побежал в таверну, всем своим видом показывая, что не доверяет приезжему.
Отряд Кейтсби отдохнул и перекусил в «Красном льве», но у Грэшема на это не осталось времени. Проклиная в душе все на свете, он снова вскочил в седло. Несмотря на непрекращающийся дождь, следить за заговорщиками, оставаясь незамеченным, не представляло труда. Слуги и сами заговорщики бежали из отряда под негодующие вопли товарищей. Поначалу за ними устраивали погоню, но усталость брала верх, и оставшиеся всадники просто старались заполнить брешь своими лошадями. Бегство продолжалось, и редеющий на глазах отряд постепенно замедлял ход, напоминая утопающего, которого покидают последние силы и его беспорядочное барахтанье в воде становится все слабее и слабее.
Грэшем никогда не чувствовал такой смертельной усталости. Он насквозь промок и продрог от холода, а отбивающие чечетку зубы никак не могли откусить запеченное мясо, брошенное в дорожную сумку при отъезде из Лондона. Кроме того, приходилось быть настороже. Мимо Грэшема постоянно проезжали беглецы из отряда Кейтсби и, увидев незнакомого всадника, обнажали шпаги, опасаясь погони. Один из них неожиданно нанес удар, который Генри в последнее мгновение едва успел отразить. Наконец, когда измученная лошадь уже падала под седоком, остатки отряда устроились на отдых в Холбиче. Они вошли в теплый дом, где ярко горел очаг и подавали вкусную еду. Грэшему пришлось остаться на улице. Дрожа от холода, он тщательно осмотрел двор и лестницу, ведущую в дом.
Спасение пришло неожиданно. Ворота распахнулись, представив взору еще одного всадника на красивой кобыле-полукровке. Он был явно из числа беглых слуг, у которых опыт езды на лошадях ограничивался поездками на рынок, сидя в телеге. Наездник нелепо подпрыгивал в седле, с ужасом озираясь по сторонам. Не долго думая Грэшем вывел упирающуюся лошадь на дорогу и успел как раз вовремя. Выдернув ногу из стремени, Генри наградил незадачливого седока сильнейшим пинком в зад именно в тот момент, когда тот сам наполовину выпрыгнул из седла. Бедняга с воплем рухнул на землю, и кобыла не потащила его за собой только потому, что горе-наездник так и не сумел как следует вставить ноги в стремена.
Грэшем снял с оглушенного после падения мужчины куртку из грубой кожи и тартановые штаны и, посадив на свою выдохшуюся из сил лошадь, отправил полуголого скакать дальше по дороге. Затем он старательно испачкал одежду грязью и в полном изнеможении ввалился в дом.
