– В жизни я не передвигался так медленно, – вступил в разговор Торнфинн Торнфиннссон. – Они проходят за неделю расстояние, которое можно преодолеть за день. И что они бороздят эти несчастные фьорды на своих странных посудинах?
Где бы иннуиты ни останавливались на ночь, они выстраивали маленькие пирамидки из камней, и под камнями оставляли китовый жир и рыбу, чтобы их охотникам, если придется вдруг забрести в эти края, было чем подкрепиться.
Викинги, привыкшие к солонине и сушеной рыбе, с трудом переносили такое количество китового жира. Многих тошнило, когда их заставляли есть жир или начинавших протухать полярных куропаток. Причем иннуиты ели птиц едва ощипанными и сырыми.
Если кого и рвало от этой пищи, то и в том не было для него спасения. Старый «тролль» тут же пролаивал что-то, как тюлень, и его подручные тут же бежали и снова запихивали пленнику в рот тухлую куропатку, только бы он не остался голодным.
– Если я когда-нибудь вернусь домой, – не уставал повторять Груммох, – в жизни не стану есть мяса. Ни сырого, ни вареного. Ни разу не гляну ни в один рыбий глаз. Буду питаться только ячменным хлебом и свежим молоком, прямо из коровьего вымени.
– Человеку на краю земли не пристало говорить о будущем, – обычно отвечал на это Харальд. – Может, у нас и нет никакого будущего, кроме того, что мы здесь имеем. Во веки веков. Только китовый жир, да тухлые куропатки, да кожаные лодки, да каменные пирамидки. И больше ничего!
– Ну тогда, – приходил в ярость Груммох, – остается только надеяться, что эти «тролли» вскорости воткнут в меня свои гарпуны, потому что я не из тех людей, кому приятно жить с собаками и жрать неощипанных птиц.
И действительно, положение, в котором оказался Харальд со своей дружиной, было отчаянным. Когда они наконец прибыли в стойбище иннуитов, всех викингов запихнули в длинный каменный сарай, притом вместе с собаками, которые беспрерывно грызлись и рычали.
Пол в сарае был тверд, как железо, и ночами, когда трещали морозы, люди были рады и собакам, которые спали с ними вповалку и грели их своим теплом.
Вскоре повалил снег. Викинги глядели на снегопад сквозь окна-щелочки. Снег летел густо-густо, точно перья с груди гигантского лебедя. И вот уже снежный покров поднялся выше человеческого роста и до самой крыши засыпал длинный каменный сарай.
Но иннуиты вроде бы ничего этого не замечали. «Тролли» продолжали охотиться, и плясать, и лупить в свои барабаны, как будто на дворе стояло лето, а вовсе и не начиналась долгая трудная зима.
Аборигены прокопали в снегу проход к длинному сараю и ходили туда-сюда, принося китовый жир и ламповое масло. Масло наливалось в лампы, сделанные из мыльного камня, и те слабо освещали помещение, наполняя его чадом и дымом, от которого у викингов поднимался кашель. Женщины тоже иногда заходили в длинный сарай поглазеть на голубоглазых, белолицых чужеземцев. Одеты они были в точности как мужчины, в звериные шкуры, и на головах у них сидели такие же круглые меховые шапки. Но в отличие от мужчин, это были тихие, мягкосердечные существа, которые просто опускались на корточки рядом с собаками и молча улыбались норвежцам.
Однажды несколько женщин явилось в сарай с каменным блюдом, на котором была положена горячая тюленья печенка. Викинги принялись есть и вскоре их затошнило от этого деликатеса. Но они изо всех сил постарались это скрыть от женщин, которые, между прочим, строго следили за тем, чтобы каждому досталось поровну.
– Харальд, тебе не кажется, что они принимают нас за собак? – сказал Груммох. – Заметь, они всегда дают собакам корм поровну. Так же они обходятся и с нами.
– Да пусть они думают, что хотят, – раздраженно отрезал Харальд. – Лишь бы выпустили нас из этого сарая. Мне уже только собаки и каменные сараи и снятся в кошмарах по ночам. Если эти «тролли» ничего не предпримут, то я начну буйствовать и хорошего из этого получится для них мало.
На это Груммох возразил:
– Вчера я глядел в окошко, знаешь, там, где снега поменьше. Я увидал как молодой «тролль» врезал тому, что постарше. Они поругались из-за горячей тюленьей печенки. Он его и стукнул-то несильно. Но все-таки стукнул.
– Ну и что же случилось дальше, братец? – полюбопытствовал Харальд.
– А то, что десятеро других налетели на парня и содрали с него всю одежду. Потом они стянули ему руки и ноги ремнями из оленьей кожи и положили на снег. А он и не вскрикнул ни разу. Лежал себе и тихо улыбался. В это же утро его засыпало снегом. Теперь его никто не увидит, пока весной не стают снега. Это же случится и с тобой, дружище, если ты начнешь буйствовать.
– Если бы мой меч «Миротворец» был со мной! – воскликнул Харальд. – Я бы рискнул нанести удар первым. А там бы я поглядел, что они со мной сделают. Но все наше оружие так и лежит в хижине возле «Длинного Змея». Эти «тролли» не проявили к нему никакого интереса. Да и к «Длинному Змею» тоже. Это довольно странно.
– Да, странный они народец, – согласился Груммох. – Вроде бы люди, но как будто и нет.
– А на кого был похож тот парень, которого они раздели и сунули в снег? – спросил Харальд.
– Человек как человек, только кожа желтоватая, – сказал Груммох. – Так только лица их отличаются от настоящих людей. А как завернутся они в свои меха, так и сделаются похожими на троллей. И руки и ноги у них не хуже наших. И знаешь, что удивительно: они довольно упитанные, а уж, казалось бы, в этом проклятом месте даже средних размеров мыши и то пропитаться нечем!
В этот вечер произошло одно чрезвычайное событие. Груммох мирно сидел на корточках возле огня, когда вожак собачьей стаи кинулся на него без всякой видимой причины и попытался перегрызть горло. Груммоху ничего другого не оставалось, как прикончить собаку, иначе, кто их знает, остальные животные тоже могли последовать примеру своего вожака и загрызть всех викингов до смерти.
Великану это было вовсе не по сердцу, но другого выхода не было. И до чего же противное зрелище явилось их глазам, когда остальные псы кинулись и стали рвать на куски своего дохлого вожака.
Когда с ним было покончено, Харальд сказал:
– Теперь собаки выберут тебя своим вожаком, Груммох. Гляди, как они обсели тебя кругом, вывалив языки на бок и уставились на тебя точно ждут, что ты им прикажешь делать!
– Вот уж не думал не гадал сделаться собачьим королем, – буркнул Груммох. – Не пристало викингу гавкать на собачьем языке. Но кто на этом свете может избежать своей участи? Впрочем, погоди, может нам эти псы еще и сослужат службу.
Груммох поднялся, подошел к толстой деревянной двери и начал скрестись в нее по-собачьи и делать вид, что грызет древесину.
