Поезд тронулся. Я помахал на прощанье рукой Ниночке, пришедшей проводить, и стал смотреть на остающиеся за окном картины города. В нем я вырос и прожил большую часть своей жизни. Наверно, подсознательно я ожидал какого-то душевного томления, сожалений или еще каких-либо чувств, так красочно списанных в литературе, однако как я не прислушивался к собственным ощущениям, ничего подобного не ощущал.
— Наверное, я все-таки, моральный урод. — подумалось мне.
Мои размышления прервал голос милиционера:
— Прошу предъявить документы.
Вместе с моими попутчиками, я протянул паспорт. Милиционер бегло просмотрел документы и вернул их нам.
— Желаю счастливого пути!
Паспорт не вызвал у милиционера ни какого интереса. Признаюсь, в глубине души я напрягся, потому, что паспорт был Николая. Еще вчера вечером, обсуждая как лучше мне выбраться из Ростова, Коля притащил свой паспорт и заставил Ниночку выступить в качестве эксперта.
— Нин, скажи, а похож этот оболтус на мою фотографию в паспорте.
— Да вы просто близнецы, — засмеялась Ниночка.
— Да я серьезно.
— Ну, если Сергей не будет сбривать бороду и рядом не будет тебя, все остальные мелочи можно списать на чудеса фотографии. Во всяком случае, его скорее можно принять за тебя, чем за того лощеного господина, фото которого ты притащил с работы.
— Коля, а как же ты без паспорта, — попытался возразить я.
— Положим, я им практически не пользуюсь, мне достаточно служебного удостоверения, а недели через две, зайду, выпишу себе новый, и этот аннулирую. Хватит тебе две недели.
— Более чем.
Вот так я и стал едущим в Москву Николаем Геннадьевичем.
В купе вместе со мной ехали еще два человека, женщина, лет пятидесяти и военный лет тридцати. Дальняя дорога, необходимость находиться вместе продолжительное время в одном купе, как правило, располагают к общению. Давно замечено, что случайным попутчикам зачастую рассказывают вещи, тщательно скрываемые даже от своих близких. Что поделаешь, такова специфика железнодорожных путешествий. Когда мы, наконец, разместились, инициативу взяла в руки наша попутчица, и начав с традиционного, в таких случаях, вопроса.
— А как далеко вы едете?
Начав рассказывать о себе, она и нас втянула в разговор. Тут же представившись Татьяной Алексеевной и сказав, что в страховой фирме. Наш военный представился Леонидом, я же назвался Николаем и сказал, что я писатель, а сейчас собираю материал для новой книги о талисманах.
— Ой, как интересно.
— Вот еще, — сказал Леонид, — единственный талисман это твоя собственная голова, и ни один другой лучше не поможет.
Сказав это, Леонид потерял к нам интерес и, достав газету, погрузился в их чтение. Татьяна Алексеевна наоборот загорелась.
— А хотите, Николай, я расскажу вам историю одного талисмана бывшего в нашей семье.
И не ожидая моего согласия начала свой рассказ.
С самого начала ее рассказа, он меня захватил настолько, что все окружающее перестало для меня существовать.
* * *
История эта началась в предвоенное время.
— Товарищи, проходите, рассаживайтесь?
— Товарищи все вы знаете в какой непростой обстановке мы с вами живем. Внешний враг готовится нанести нам удар. Война не за горами и наше молодое государство не имеет права быть беззащитным в этой войне. Товарищ Сталин, сегодня на совещании со всеми наркомами поставил задачу использовать все имеющиеся резервы, меле проявлять инициативу, привносить в свой труд больше творчества. Того же я жду и от вас. Смелее товарищи высказывайте ваши соображения, не бойтесь традиционных методов. Если есть какие-нибудь соображения, выкладывайте.
— Товарищ Нарком, разрешите.
— Прошу товарищ Сомов.
— Товарищи, вы знаете, я новый работник наркомата обороны, сюда меня призвали по партийному призыву из геологического комитета, где я стажировался у профессора Чернова. И вот страстью профессора Чернова является холодное оружие, а особенно легендарная сабля бухарских эмиров. Эта сабля успела обрасти легендами еще в прошлом веке, говорили, что владеющий саблей становится непобедим, что нет оружия способного ей противостоять. Создал ее местный мастер, когда Эмир пообещал за саблю, которая сможет перерубить все остальные мешок золота. Только клинок этого мастера был способен перерубить знаменитый булат. Когда Эмир в этом убедился, он отдал мешок золота мастеру и тут же отрубил ему голову, чтобы никто больше не владел таким оружием. Недавно к профессору Чернову привезли эту легендарную саблю. После падения бухарского ханства она попала в руки красноармейцев, которые использовали ее в качестве мишени. И я вам сажу, товарищи, ни одна пуля на ней даже отметины не оставила.
— Так что же товарищ Сомов, вы предлагаете реквизировать ее в пользу Красной Армии, чтобы мы стали непобедимыми.
— Ну что вы товарищ Нарком. Профессор Чернов выдвинул гипотезу, внимательно изучив клинок, что изготовлен он из какой-то местной руды залегающей в окрестностях Бухары и как геолог даже предположим возможные места ее залегания. Я думаю, что если мы найдем такую руду, то смогли бы выпускать сверхпрочную броню и оружейные стволы.
— Это совсем другое дело, товарищ Сомов. Это серьезно. Вот и займитесь этим товарищ Сомов, безотлагательно.
Мандат, подписанный наркомом обороны, производил прямо таки магическое воздействие на чиновников. Мгновенно находились все необходимые принадлежности и оборудование. Практически сразу же были подобраны люди. В добровольцах недостатка не было и оставалось лишь выбрать лучших из них. Несмотря на поддержку наркома обороны, экспедиция смогла выехать только через три месяца. Еще до отъезда Сомова предупредили. Быть бдительным — орудуют басмачи. Нет, не те, что наводняли эти места сразу после революции. Отдельные, не организованные банды, но от этого не менее опасные.
Хотя с тысяча девятьсот двадцать четвертого года басмачество уже не существовало, как организованное движение, но разрозненные банды все равно встречались между колодцев и оазисов, совершая набеги на мелки кишлаки, обирая местное население. Не брезговали они и напасть, на какой либо караван с грузом. Учитывая все это, экспедиция скорее походила на небольшой, хорошо вооруженный отряд.
Выросшему в городе Сомову все было в диковинку. Повсюду, куда только не глянь, виднелись песчаные барханы, подернутые характерной рябью, с редкой бурой растительностью на гребнях. Унылые такыры, покрытые трещинами, и если бы не их размеры, то в точности бы похожие на кракелюры, покрывающие старинную картину. Дневная иссушающая жара и ледяные ночи. Ветер, несущий пыль и песок. Лишь изредка эту картину нарушали коричневые высохшие кусты.
