— Скажите, пожалуйста, а могли бы мы найти пана Дворжака?
— А это вы о прежнем хозяине этого дома, так он два года назад умер, а его родные продали этот дом нам и сами уехали. Вот и весь этот хлам от них в подвале остался, все не доходили руки выкинуть, так вот теперь хоть магистрат обещает бесплатно вывезти. Все, какая никакая, а польза от наводнения есть, — говоря это, мужчина плюхнул ящик, из которого высовывалась солдатская фляжка, пробитая осколком.
— Скажите, а мог бы и посмотреть содержимое этого ящика,
— Да копайтесь сколько угодно, если есть желание в этом мокром грязном хламе ковыряться.
— Простите, а еще ящиков с подобными предметами вам не попадалось.
— Ну, вот буду я еще этот хлам разглядывать. Смотрите сами, коль охота. Только уж очень сильно его по улице не разбрасывайте.
Оставив этот ящик и попросив Кьяру на всякий случай за ним приглядывать, я старательно просмотрел остальные ящики, выставленные нашим собеседником, но больше ничего подобного не увидел.
— Скажите, а это все, что осталось от прежних хозяев? — спросил я у хозяина дома, — который, вынеся ненужные ему вещи, теперь из садового шланга смывал грязь.
— Больше ничего не осталось.
— А вы не возражали бы, если бы я забрал тот ящик, который меня заинтересовал.
— Коль он вам нужен, так забирайте. Только подождите минутку — я вам полиэтиленовый мешок дам, а то еще перепачкаетесь, пока нести будете, — и он, исчезнув в доме, уже через минуту появился с черным полиэтиленовым мешком.
Я начал по очереди доставать и складывать в мешок бывшие экспонаты выставки — вещи принадлежавшие солдатам, освобождавшим этот город от фашистов. Уже переложив половину содержимого, а наткнулся на искомый предмет. Первая печать, погнутая пулей снайпера, лежала такой же брошенной, как и все остальное.
Хотя я и нашел ее, бросить все эти вещи я не мог, и старательно переложив все остальное в мешок, забрал с собой не имея ни малейшего представления, что со всем этим делать дальше.
Вернувшись в гостиницу, я взял у хозяина пачку газет, и постарался подсушить фотографии и бумаги.
Утром уже во всю светило солнце и о прошедшем наводнении нам напомнили только шкаф, висящий на дереве, неподалеку от дороги, по которой мы ехали, да полиэтиленовые кульки лентами свисающие с ветвей деревьев.
* * *
Правительственный кортеж ехал, по еще не так давно затопленным улицам, кое-где уже заваленным промоченными вещами так, что почти не оставалось места для проезда машины. Люди, вернувшиеся в свои дома и теперь приводящие их в порядок, гомонили, кидали не нужный хлам. Но в салон машины звуки с улицы не доносились. Чего, правда, не скажешь о запахах.
Сапоги премьера, лично лазившего по еще заиленным подвалам, распространяли запах сырости и тины, не перебиваемый и освежителем воздуха.
— Так вот пан министр, вы как куратор этого региона, возьмите на особый контроль подсчет убытков нанесенных наводнением муниципальной собственности и их возмещение страховыми компаниями…
Он еще, что-то говорил, но пан Бальцар уже не воспринимал ни одного его слова. Его внимание, вначале привлеченное большой черной лохматой собакой, теперь было полностью поглощено и теми, кто стоял рядом с ней. К своему ужасу в одном из них он узнал известного ему по фотографиям Попова, рядом с которым стояла невысокая красивая женщина.
Вся компания производила впечатление людей довольных жизнью и лучилась весельем. Они укладывали вещи в машину, очевидно собираясь куда-то ехать.
Он попытался по лучше рассмотреть их, но движение кортежа и все еще ограниченная корсетом подвижность шеи не позволили ему этого сделать.
— Пан министр, вы меня совсем не слушаете. Вам что нехорошо?
— Все уже прошло, пан премьер, продолжайте. А все это я как-нибудь переживу.
* * *
Колеблющийся свет факелов причудливо освещал зал. Создавалось впечатление, что тени прошлого, решили участвовать в сегодняшней встрече.
— Приветствую вас братья мои! Соберем же воедино, то, что нам доверено и да будет единым раздробленное.
Стоя на своем месте, и сегодня не столь поглощенной процедурой мог внимательней осмотреться по сторонам.
Зал был оборудован в пещере, имеющей, скорее всего естественное происхождение.
Каменные стены образующие правильный пятиугольник были сложены из крупных грубо обработанных камней.
Каждое возвышение для хранителей было уменьшенной копией лежащего в центре зала камни. Сегодня на каждом из них стоя Хранитель.
В тишине, нарушаемой лишь шорохом шагов, каждый из Хранителей подходил и укладывал свою часть Великой печати на центральный камень.
Когда пять частей легли на свои места, я подошел к камню и уложил свою часть в его центр. Если я и ожидал, что случится нечто необычное, то этого не произошло.
Передо мной лежал серебряный пятиугольник, сплошь покрытый рисунком. И все же ощущение торжественности происходящего не оставляло меня.
Впервые за пятьсот лет Великая Печать была собрана целиком и уже это обещало, что не будет потеряно вновь сможет увидеть свет находка сделанная Хьюго.
