Черные воины проходили тихо, как тени. Лунный свет придавал им нечто сверхъестественное, они казались привидениями. Но дело не только в суеверии: пастух весь задрожал при их приближении, потому что знал, к какому они принадлежали племени и к какому роду человечества. Он видел, что идут одни мужчины. Все они были обнажены до пояса; грудь и руки покрыты рисунками; с ними были луки, колчаны и стрелы. Сомнений не было: это индейцы, совершающие набег.
В крайнее изумление привел пастуха вид вождя, который ехал впереди молчаливого отряда. Он отличался от всех не только вооружением и одеждой, но и цветом кожи. Это был белый!
Пастух считался одним из самых умных среди своих сан-ильдефонских собратьев: это он отыскал когда-то останки мулата и самбо. Недолго продолжалось его удивление при виде Белого вождя. Припомнив все события прошлого, он пришел к убеждению, что этот вождь не кто иной, как Карлос, охотник на бизонов. Первой его мыслью было не шевелиться, остаться неподвижным, но когда он вспомнил о трагических похождениях Карлоса, все подробности его изгнания, то другие мысли пришли ему в голову. Индейцы следовали в военном порядке и прямо держали путь на колонию: очевидно, если их вел Карлос, то его цель состояла в том, чтобы отомстить своим врагам! Индейцы на тропе войны!
Побуждаемый патриотизмом и надеждой на вознаграждение, пастух решил предупредить несчастье, поспешить в долину и известить гарнизон. Едва индейцы успели пройти, как он бросился бежать в крепость, но он не знал сметливости Белого вождя. Давно уже боковые разъезды оцепили пастуха и его стадо, и прежде, нежели тот успел сделать несколько шагов, как очутился в плену, а половина стада пошла на ужин тем, кого он собирался выдать.
До тех пор пока им не встретился пастух, Белый вождь шел со своим отрядом по дороге, хорошо известной торговцам и охотникам. Но вот индейцы свернули, и колонна, не получив словесного приказания, потянулась наискосок по прерии. Бесшумно тянулась цепь всадников. Через час они достигли уже края Великой равнины – места, возвышающегося над ущельем, в котором их вождь столько раз находил убежище. Хотя еще луна и не скрылась, но уже опустилась к горизонту, и лучи ее не могли проникать на дно ущелья. Оно лежало в глубокой тени. Трудно было спуститься в такую пропасть, но только не для таких людей да еще под предводительством такого начальника.
Сказав несколько слов воину, следовавшему непосредственно за ним, вождь направил своего коня в расщелину между скалами и исчез в тени. Этот индеец передал приказ следующему товарищу и вслед за Карлосом скрылся за камнями; третий поступил точно так же, и все пятьсот всадников спустились в ущелье.
Некоторое время слышался непрерывный стук копыт по кремнистой почве, но постепенно шум затихал и вскоре воцарилось молчание. Никто ничем не выдавал своего присутствия – ни люди, ни лошади в котловине, и только слышались вой степных волков, пронзительный крик орла да рев диких зверей, встревоженных в их убежище.
Прошел еще один день. Луна снова взошла на темном небе. Гигантская змея, пролежавшая весь день, свернувшись в ущелье, тихо выползла на равнину, развернула свои длинные кольца и потянулась через долину реки Пекос.
Воины достигли берегов Пекоса; каждый с конем бросился в реку, вспенивая ее волны, и вышел весь обрызганный водой, которая блестит при лунном свете.
Перейдя лощину, колонна-змея скользит дальше, отряд взбирается на высоту, с которой открывается вид на долину Сан-Ильдефонсо. Здесь он делает привал, посылает вперед разъезды и только после их возвращения снова пускается в путь.
Мрак необходим для достижения успеха, и Белый вождь хочет дождаться, пока луна скроется за снежной вершиной Сьерры-Бланки. Вот тогда отряд и прибывает к Утесу загубленной девушки.
После предварительного осмотра местности Карлос ведет своих воинов в проход, и через полчаса пятьсот всадников скрываются в лабиринте зарослей. Посреди чащи метис Антонио находит поляну, где воины соскакивают на землю, привязав лошадей к деревьям. Нападение предполагается произвести силами пеших.
Час ночи. Луна зашла, и перистые облака, которые освещались ее лучами, совершенно стемнели. Предметы сделались невидимы в двадцати шагах.
Мрачная, суровая громада крепости чернеет на фоне свинцового неба. На башне незаметны часовые, но время от времени слышатся их пронзительные окрики: «Слу-ша-ай!» (Sentinelo, alerte). Гарнизон успокаивается; даже караульные безмятежно спят глубоким сном, растянувшись на каменной скамейке под сводом ворот; крепость не боится внезапного нападения. О набегах никаких слухов не было; все соседние племена в мире с колонией, а мятежные тагносы уничтожены. Излишняя предосторожность ни к чему. Для безопасности гарнизона вполне достаточно одного часового у ворот, а другого – на террасе. Обитатели крепости и не подозревают, что враг близко.
– Слу-ша-ай! – снова пронзительно кричит часовой на террасе.
– Слу-ша-ай! – вторит ему снизу другой.
Оба не слишком прислушиваются. Ни тот, ни другой не настолько опытны и внимательны, чтоб заметить, как какие-то темные тени ползут в густой траве, словно огромные ящерицы, и тихо приближаются к воротам крепости.
Возле часового горит фонарь, и хотя освещает некоторое расстояние, но без толку: он ничего не видит! Наконец какой-то непонятный шорох доносится к часовому. «Кто идет?» (Quien viva?) готовы сорваться у него с губ, но у него не осталось времени произнести их. Полдюжины луков натянуто, шесть стрел одновременно свистнули и впились в часового: он падает с пронзенным сердцем, не испустив даже стона.
Индейцы бросаются в открытые ворота, и захваченная врасплох полусонная стража изрублена и переколота прежде, нежели успевает взяться за оружие.
Раздается боевой клич вако; краснокожие воины бурным потоком врываются на внутренний двор и заполняют его. Они осаждают двери казармы. Солдаты в панике выскакивают в одних рубашках и как могут защищаются, не опомнившись от ужаса. Со всех сторон гремят карабины и пистолеты; но те, кто из них выстрелил, уже не имеют времени снова зарядить свое оружие.
Битва продолжалась недолго, но была ужасна. В один дикий гул смешались крики, выстрелы и стоны; с неимоверной силой трещали срываемые с петель двери, скрещивались сабли и копья. Среди боевых криков индейцев слышался громкий голос Белого вождя.
И вот все смолкло. Наступила тишина. Казармы опустели; кровь залила внутренний двор, нагроможденный трупами. Никому не было пощады; всех убили дикари, за исключением двух, которым была оставлена жизнь, а именно: полковника Вискарры и капитана Робладо.
