Супруги Фарнелло скакали вдоль берега моря, мимо пляжей и скал, пока вдалеке, под тусклым серым небом Нормандии перед ними не вырос настоящий флорентийский дворец.
Виолы и лютни гармонично вплетали свои напевы в рокот прибоя. Мэтр Анго давал бал в своем парке.
Фульвио и Зефирина назвали свои имена. Мажордом провел их в пустую гостиную.
Из окон дворца Зефирина увидела великолепный парк, простиравшийся до самого моря, пенящегося белыми барашками волн.
– Вы хотели говорить со мной?
В комнату вошел сам великий арматор. Это был полный мужчина лет пятидесяти, с лукавым лицом и голубыми, как у всех нормандцев, глазами; взор его был живым и проницательным.
Обменявшись общепринятыми приветствиями, Зефирина начала свой рассказ:
– Мессир Анго, мне довелось оказаться в камере, где сидел Жан Флери…
– Увы, увы… Карл V отнял у меня моего друга, приказав казнить его, хотя я предлагал за его освобождение 50 000 экю! – поспешно вздохнул Анго.
– Он знал, что должен умереть, и взял с меня клятву рассказать вам, где он спрятал большую часть сокровищ Монтесумы, – произнесла Зефирина.
Мэтр Анго смотрел на супружескую пару, принадлежавшую, судя по манерам, к высшей аристократии, и не мог понять, откуда этой молодой прекрасной женщине стала известна столь важная тайна.
– Мессир, на мысе Аг, к северо-западу от Котантена, вы найдете большой камень высотой примерно шесть футов, очертаниями напоминающий лошадь. Под ним Жан Флери спрятал две шкатулки с драгоценными камнями и дорогими украшениями… У него не было времени вернуться в Дьепп и предупредить вас: он отплывал на перехват испанских судов… Это было его последнее плавание, тогда-то его и схватили! – взволнованно завершила Зефирина.
Всякий раз, вспоминая об аресте Жана Флери, она испытывала тягчайшие угрызения совести.
Мэтр Анго не хотел отпускать от себя Зефирину и Фульвио.
– Вы мои гости! – истинно королевским тоном объявил арматор.
Отослав двоих слуг на мыс Аг, он отправил карету за Луиджи и спутниками своих новых гостей.
Если Жан Анго и был изумлен, увидев сопровождавшую князей Фарнелло свиту, то, во всяком случае, сумел это скрыть. Впрочем, и ламы, и инка Пандо-Пандо были для него равно экзотическими животными.
Со всей округи стекались нормандцы – поглазеть на диковинных животных и индейца в наряде из перьев.
Зефирина была в отчаянии, видя, как томится Пандо-Пандо. Ему было плохо без своего солнца и без своих богов.
Две недели князь и княгиня Фарнелло наслаждались гостеприимством Жана Анго.
– Seigneur! Saumon! Sardine! Saucisse![185] – каркал Гро Леон.
Он вполне оценил превосходную кухню Варанжевиля.
С самого приезда в Нормандию Буа-де-Шен не находил себе места. Однажды утром, взволнованно теребя в руке шляпу, он пришел к супругам и заявил, что расстается с ними.
Свою долю сокровищ он хотел употребить, чтобы купить:
– Хорошенький кусочек лужка с дюжиной упитанных коровок, мощного бычка, трех свинок, всякой мелкой живности и чудесную несушку! И все это неподалеку от Вайе.
Зефирина и Фульвио с сожалением расстались со своим верным другом.
– Берегите себя, мадам Зефирина! И вы тоже, капитан. Может, еще и свидимся; когда будете в Нормандии, заверните как-нибудь ко мне на ферму! – крикнул нормандец, вскакивая на лошадь.
Со слезами на глазах, Зефирина вернулась в замок Варанжевиль. Трепетно, как делают все беременные женщины, она положила руку себе на живот. Ребенок зашевелился.
Князь и княгиня Фарнелло покидали Варанжевиль в роскошной карете, в сопровождении нескольких повозок, запряженных великолепными лошадьми, – это были подарки Жана Анго.
– Я не знаю, что нас ожидает, мессир Анго, а поэтому не могу пригласить вас к себе, чтобы отблагодарить за ваше гостеприимство и доброту! – сказал Фульвио, прощаясь с арматором.
– Удачи вам, сеньор Фарнелло… Да хранит Бог вас и княгиню Зефирину! Ваш приезд скрасил мою стариковскую жизнь.
Они уже въезжали в Париж, когда их нагнал посланец арматора. Он привез шкатулку из черного дерева.
Зефирина открыла ее. На шелковой подушке лежал огромный изумруд, а рядом записка: «На память о Жане Флери. Ваш Жан Анго».
Столь деликатным поступком арматор не только хотел выразить супругам свою признательность, но и сообщал им, что нашел шкатулки с сокровищами Монтесумы.
Только в Париже Зефирина решилась рассказать Фульвио, как она «продала» Жана Флери. Фульвио успокоил ее.
– Любовь моя, прекратите мучить себя: Случилось только то, что должно было случиться.
– Но, Фульвио, я…
Он замкнул ей губы поцелуем.
– Вы не сделали ничего плохого. Сами того не сознавая, вы исполнили предначертание судьбы.
– Вы, Фульвио, поклонник науки, верите в существование высших сил?
– Высшие силы находятся в самом человеке, любовь моя. Он даже не подозревает, сколько всего ему предстоит сделать и открыть. Как уже предсказал мессир Леонардо да Винчи, человек поднимется в воздух на летательных машинах, которые будет приводить в движение при помощи ног. Возможно, он погрузится и на морское дно…
Зефирина испуганно перекрестилась.
– Вы забываетесь, Фульвио, не следует так говорить, вас могут услышать!
– Не бойтесь, милая, я уже был осужден инквизицией, нельзя же дважды арестовать дьявола! – рассмеялся Фульвио.
Он поцеловал жену, и, обнявшись, они вернулись в гостиницу, где Луиджи уже успел поставить все вверх дном.
– Мадам, если мы и дальше будем жить как цыгане, я умываю руки! – угрожающе начала Плюш, испытывавшая невыразимые мучения, пытаясь призвать к порядку разбушевавшегося Луиджи.
– Черт! Нечисть! Ну, вылитая мамзель Зефи! – заявил Ла Дусер, чем очень насмешил Фульвио.
В Париже король расположился в Турнельском дворце[186], неподалеку от Бастилии, но, как всегда неугомонный, уехал на охоту в окрестности замка Сен-Жермен-ан-Лэ.
Князь и княгиня Фарнелло выехали следом… Франциск I уже снялся с места и вместе со всем двором направился в долину Луары.
Чем дальше ехала Зефирина по дорогам Франции, тем больше ей казалось, что она впервые совершает это путешествие. Рядом с Фульвио она заново открывала свою страну, восхищалась разбросанными среди лесов деревнями, взметнувшимися в небо стрелами колоколен и капризной Луарой, несущей свои серебристые воды меж покрытых виноградниками берегов.
В Менге князя и княгиню, а также их спутников постигло несчастье. Умер Пандо-Пандо. Несколько дней он ни с кем не разговаривал, отказывался от еды – он позволил смерти тихо забрать себя.
Ни один священник не пожелал освятить могилу язычника. Фульвио и Зефирина с трудом нашли место, чтобы пристойно похоронить его. После долгих поисков один молодой аббат, менее непреклонный, чем его собратья, согласился похоронить его ночью на кладбище своей церкви. Он даже прочитал над покойным короткую молитву и перекрестил его.
