Но внезапно течение болезни резко изменилось. На сей раз наука сделала для спасения мальчика все что могла. Кроме старика-врача, столь опытного, на консультацию были приглашены трое или четверо его наиболее именитых коллег из Франкфурта и Гейдельберга.
Но все их усилия были напрасны. На двадцать пятый День болезни Вильгельма не стало.
Когда врач сообщил страшную новость матери, которая уже несколько дней как поняла, что бесполезно ждать иного исхода, она ему ничего не ответила. Только взглянула на часы.
Они показывали четверть первого ночи.
— Так и есть, — пробормотала Христиана. — Час сделки, минута в минуту. Именно в этот час он должен был умереть. То была адская сделка, и Господь не мог утвердить ее.
И она тяжело, как неживая, повалилась на колени перед колыбелью, чтобы в последний раз прильнуть губами к холодеющему лбу бедного малыша.
То ли от сотрясения, то ли еще почему, но в миг, когда ее колени ударились о дубовый паркет, ей показалось, будто внутри что-то оборвалось, и она ощутила в своем чреве глубокие содрогания.
— Уже! — подумала она, бледнея. — Да, это возможно, ведь прошло почти семь месяцев!
Вся дрожа, она попробовала подняться, но тут на пороге комнаты появился барон. Врач написал ему в Берлин, и вот он примчался.
В руке он держал письмо.
— Вы прибыли слишком поздно, отец, — сказала Христиана, указывая ему на мертвого ребенка. — Он только что ушел от нас.
— Но я принес тебе утешение, моя девочка: Юлиус возвращается!
Христиана вскочила на ноги.
— Юлиус! — вскричала она, став белее, чем труп Вильгельма.
— Возьми, прочти, — барон протянул ей письмо.
Юлиус писал, что дядюшка Фриц скончался. После погребения он тотчас отправится в путь. И 15 мая прибудет в Ландек.
Было 13 мая.
— Ах! Вот уж вовремя! — сказала Христиана.
И она без чувств рухнула навзничь.
Меж тем как женское сердце терзалось всеми этими страхами и горестями, Европу потрясали великие и грозные события.
Наполеон после продолжительных колебаний двинул свою Великую армию в поход и объявил войну России. Он выехал из Парижа 9 мая, начав тем самым достопамятную войну 1812 года, и в то самое время, когда Христиана в смятении спрашивала себя, что же теперь сулит ей судьба, пораженный мир взирал на то, что Наполеон творил с его судьбой.
Одиннадцатого мая император прибыл в Майнц, где 12-го устроил смотр войскам, обследовал укрепления и встретился с великим герцогом Гессен-Дармштадтским.
В ночь с 12-го на 13-е в тайной зале Двойного замка состоялся совет Тугендбунда.
На этот раз туда прибыли Семеро — те самые, что присутствовали на первом собрании.
Все они явились в масках, хотя, кроме них самих, в зале никого не было.
Как только все заняли места вокруг стола, председательствующий взял слово.
— Друзья мои и братья, — начал он, — я приступлю к делу без предисловий, поскольку время не ждет. Как вы сами можете убедиться, все, по-видимому, оборачивается против нас. Мы ждали того дня, когда Наполеон развяжет войну, в надежде, что наши князья не упустят столь значительного повода, чтобы отмежеваться от его действий и, вооружившись, примкнуть к лагерю его врагов. И что же? Эти военные действия, на открытие которых мы рассчитывали как на сигнал, по которому вся Германия восстанет, Наполеон начал с таким чудовищным, невероятным размахом, что немецкие князья не рискнули пойти против него, а оказались с ним заодно. Побежденные под Ваграмом, Йеной и Мадридом пополнили собой армию победителей, идущую на Россию. Наполеон пожелал, чтобы наши правители по пути его следования воздавали ему почести, и не нашлось ни одного, кто бы уклонился от исполнения этого приказа. В Дрездене он будет окружен целым двором из венценосцев. Властители Саксонии, Вюртемберга, Австрии, Пруссии, Баварии и Неаполя — вот кто смешается с его смиренной и блистательной свитой. Да, мы дошли до неслыханного унижения! Это то, что касается правителей. Теперь поговорим о народах.
С этими словами председательствующий повернулся к тому из Семи, перед кем лежала груда писем.
— Прочтите донесения, — сказал он.
Тот, к которому относились слова предводителя, развернул первое письмо и стал читать:
«Майнц.Наполеон был встречен с восторгом. Жители наперебой предлагали свои дома для размещения на постой его эскорта. На каждом шагу — сцены братания. Народ и войско охвачены общим опьянением. Это подлинный взрыв всенародного обожания. Император здесь воспринимается как сам Господь Бог».
— Однако, — прервал председательствующий, — это пока всего лишь французская Германия. Послушаем, что в других ее краях.
Читавший развернул вторую депешу и прочел:
«Вюрцбург.При известии, что Наполеон будет проходить здесь 13-го вечером, из окрестных городов и селений стал бегом стекаться народ: все жаждут видеть его. У городских ворот для встречи его сооружают триумфальные арки, увитые зеленью. В его честь будет играть военный оркестр, и уже сегодня с утра толпа, собравшаяся послушать репетиции, словно бы тоже репетирует те рукоплескания, которыми намерена приветствовать французские музыкальные пьесы, что будут здесь исполняться. Все празднуют и торжествуют. Плошки немыслимо подорожали: весь город будет иллюминирован».
— Но и Вюрцбург, — заметил предводитель, — еще не назовешь сердцем Германии. Быть может, нам еще удастся расслышать его биение в Дрездене.
Чтец взял третье донесение:
«Дрезден.Король и королева Саксонии готовятся к выезду навстречу императору Наполеону. Город последует примеру своего короля: толпа, разбухшая оттого, что в нее вольется все население округи на двадцать льё кругом, выйдет встречать великого человека. Здесь будет полчище князей и королей, мешанина мантий, сутолока венценосных голов. Что до простонародья, оно в ослеплении восторга, его переполняет энтузиазм. Наполеон оглохнет от приветственных воплей. В театре готовится постановка пьесы, соответствующей обстоятельствам, где его обожествляют. Король прочел ее в рукописи и пожаловал автора орденом. Все места в зрительном зале раскуплены заранее…»
— Довольно! — оборвал председательствующий. — Отвратим взоры от постыдного зрелища, оскорбительного для нашей страны. Вот как Германия раболепно приветствует своего господина! Она лижет стопы тому, кто своим каблуком наступил ей на лицо! Этот человек отправляется на войну так, как если бы уже возвращался с победой: он справляет триумф заранее, уверенный, что победит!
