— Так что лучше не егози. — Берисава обняла меня по-матерински, по руке погладила. — Охолони да помысли здраво. С нами побудь, мы же тоже соскучились…
Сердце мое вслед за Любавой рвалось, однако угомонил я его. Год назад мне ерепениться надо было, а теперь одна ночь ничего не решит.
— Хорошо, — согласился я с ними.
— Вот и славно, — кивнула ведьма. — Сядь поешь. Похлебка-то остыла совсем.
Сел я обратно за стол, ложку взял.
— Мать, — Микула на жену взглянул, — ты бы налила Добрыну с дороги-то. Для сугреву и успокоения.
— Отчего же не налить, — сказала Берисава.
Невеселой наша встреча получилась. Нерадостной. Даже мед не таким пьяным показался. И хотя варево ведьмино наваристым было, а я наголодался с дороги, однако на еду несильно налегал.
И разговор у нас с огнищанином не очень клеился. Оно и понятно. Грустные мысли и меня, и его одолевали. Он о пережитом вспоминать не хотел, а я думу думал, как теперь жену свою выручать. По всему выходило, что нужно мне в Булгар отправляться. В места для меня незнакомые, к народу неведомому в гости ехать. Там следы жены искать.
Пока мы с Микулой стольничали, Берисава нас на время оставила. Из землянки наружу вышла. Долго ее не было. Мы уже корчагу с медом допили, когда вернулась она.
— Я о коне твоем позаботилась, к коровенке нашей в овин его завела, чтоб не застыл ненароком, корму ему задала. И вот еще… — сказала и веточку мне сухую протянула.
Я веточку взял, в руках повертел. Ничего особенного. Ветка как ветка. Маленькая совсем, не длиннее пальца, сухонькая, как сама Берисава.
— Что это? — спрашиваю.
— Как найдешь Любаву, так ей передашь. — Ведьма со стола убирать начала. — А пока спрячь до поры, да не потеряй смотри.
— Не потеряю, — ответил я и веточку в калиту спрятал.
Бессонной эта ночь нам выдалась. До самого рассвета мы с Микулой и Берисавой разговоры вели. Рассказал я им про свое житье-бытье в полоне киевском. Все рассказал. Без утайки. И про Ольгу, и про то, что Путяте в деле его отказал. Поняли они меня. Корить и стыдить не стали.
— Выживать тебе нужно было, и не нам тебя судить. Путята всегда был дюже горяч. Ему бы только мечом рубить. А с женой своей сами разберетесь, — только это мне ведьма и сказала.
А потом поведала о том, как Любава из Киева вернулась. Как сама не своя ходила, как на себя и меня злилась, пока Берисава ее не окоротила. О чем там бабы меж собой говорили, ведьма при себе оставила. Только понял я, что после разговоров этих переменилась Любава.
— Успокоилась она. О тебе вспоминала часто. Жалела, что оставила тебя, а снова в Киев вернуться гордость ей не позволила, — помолчала старуха, а потом добавила: — Ждала она тебя сильно.
А в очаге огонь дровами потрескивал, мирно так, буднично. И казалось порой, что нет беды и Любавушка моя здесь где-то. Просто отлучилась по каким-то своим делам. И поглядывал я на дверь землянки. Все чудилось, что сейчас она отворится и войдет моя жена. И рядом присядет.
Но не отворялась дверь. Лишь ветер зимний за ней соснами шумел. Да за стеной бревенчатой в овине конь мой вздыхал, будто чуял новую дорогу дальнюю. Потому и горько на душе моей было. Муторно…
Рано утром простился я с Микулой и Берисавой. Крепи и терпения в горе их пожелал. За припасы, ими приготовленные, поблагодарил. На коня сел, калиту выпростал. Взглянул на веточку заветную, на колту, ту, что вернуть жене поклялся, на груди за пазухой богатство свое спрятал, дернул поводья да навстречу солнцу восходящему поскакал…
Конец второй книги Декабрь 2004 — июль 2005
Действующие лица
Добрый, сын Мала (Добрыня) — бывший княжич Древлянский. Полонянин княгини Ольги.
Любава, дочь Микулы — жена Добрыни.
Ольга, дочь Асмуда — княгиня Киевская.
Святослав, сын Игоря — каган Киевский.
Свенельд, сын Асмуда — воевода и наставник Святослава.
Дарена, дочь Любояра — жена Свенельда.
Мала (Малуша), дочь Мала — сестра Добрыни. Бывшая княжна Древлянская. Холопка княгини Ольги.
Андрей (Разбей) — проповедник христианский.
Григорий — ученик Андрея.
Никифор — послух Григория.
Звенемир — верховный ведун Перуна Полянского.
Соломон — лекарь.
Баян — подгудошник.
Глушила — молотобоец.
Велизара — жена Глушилы.
Своята — мясник.
Душегуб — княжеский палач.
Ицхак — посадник Козаров (посада Киева).
Серафим — священник церкви Ильи в Козарах.
Кветан — старшой конюший. Кот — конюх. Друг Добрыни.
Претич — сотник княжеской дружины. Телохранитель Ольги.
Путята — бывший болярин Древлянский. Хоробр.
Ярун, Зеленя, Красун — бывшие ратники княжества Древлянского.
Соловей — хоробр вятичей.
Алдан — десятник княжеской дружины.
Иоанн, Илия, Параскева — общинники христианские в Карачарове.
Загляда, Владана, Томила — холопки княгини Ольги.
Милана — ключница вышгородская.
Веремуд, Заруб, Кислица — старые ратники.
Куря — хан Печенежский.
Балдайка — толмач.
Дева Ночи — печенежская колдунья.
Микула, Берисава — родители Любавы.
Гойко, сын Сдебута — предводитель дулебов.
А также ратники, ремесленники, огнищане и другие жители земли Русской X века нашей эры.
Лихонько — Лихо (Лешак, Леший) — лесное божество, сродни фавну из греческих мифов. Злая сила Природы.
Чур (Щур) — божество границ, покровитель собственности (ср. чур мое!), питается людскими страхами. Отсюда: черт (ст.-слав, чърт).
Леля — богиня нежности, крылатая помощница (по мнению некоторых исследователей — дочь) богини любви Лады.
Ворок — загон под открытым небом, обнесенный жердями, где летом ночуют кони и другой домашний скот.
Отава — трава, выросшая на месте покоса.
Крысюк (крысиный король) — старинный способ борьбы с крысами. В железную бочку сажают несколько крыс. Не кормят их, а дают только воду. Сбесившиеся от голода крысы начинают жрать друг друга. Когда остается самая сильная, ее выпускают. Эта крыса начинает уничтожать своих соплеменников. Оставшиеся в живых грызуны сбегают и долго не возвращаются в это место.
Майдан — площадь. То же, что у древлян называлось стогнем.
Древа, Богумирова дочь — легендарная прародительница древлян.
Бывый — бывший.
Охабень — дорожный плащ с капюшоном. Летник — верхняя женская одежда, надевался сверху рубахи. Вошвы — принадлежность летника, вшитые украшения. Чоботы — полусапожки с остроконечными носками.